– Чего ты хочешь? – спросила я через плечо.

Хуан насмешливо фыркнул.

Я повернулась к нему, держа пальцами гуаву.

– Что?

На лице у него гуляла пренебрежительная ухмылка.

– Ты сделалась такой самодовольной. Прям даже и не знаю – то ли смеяться, то ли плакать.

– Ничего подобного. Какая я была, такая и осталась.

Но Хуан помотал головой:

– Раньше ты была куда приветливее.

И хотя я ни за что бы это открыто не признала, я все же понимала, что он прав. Я стала настолько раздражительной с младшей сестрой, что, когда мы вместе занимались музыкой, я ругала ее за самые пустяковые ошибки. Не говоря уже о матери! Она действовала мне на нервы одним своим присутствием. А что еще хуже – я даже оправдывала отца за то, что он изменил ей с некой таинственной служанкой и произвел от нее внебрачного ребенка. Впрочем, когда меня посещали такие мысли, я торопилась попросить у Бога прощения и читала про себя молитвы.

– Что ж, ты тоже переменился, – сказала я. – Сделался теперь таким важным. Уже почти и не улыбаешься. И если честно, я совсем не поняла твоего саркастического тона. – Начав с ним говорить, я уже не могла остановиться. – За все годы ты мне ни разу не написал. Ни разу не приехал повидаться. И вообще, отсутствовал намного дольше, нежели мне обещал. А потом в один прекрасный день ты вдруг тут появляешься и ждешь, что все будет по-прежнему. Что я буду все той же дурочкой, которая повсюду за тобой ходила!

– Мне та дурочка очень нравилась.

Этим он застал меня врасплох. Я еле сдержала улыбку.

– Так вот, – сказала я, немного смягчившись, – той дурочки больше не существует.

Он шагнул ко мне чуть ближе. Я попыталась отступить назад, но за спиной оказалось дерево. «Только не прикасайся ко мне! Пожалуйста!»

Хуан отвел у меня с лица прядь волос и заправил за ухо. Я затрепетала.

– Ты уверена, что она не прячется у тебя где-то внутри?

Что вот такое было в Хуане, отчего у меня всякий раз рядом с ним подгибались коленки? Я ведь все уже разложила для себя по полочкам. У него не было никакого будущего – кроме как прозябать в нищете. В нем не было ни малейшей утонченности. В сравнении с Лораном он казался попросту неандертальцем. Немыслимо было даже представить Хуана на какой-нибудь светской вечеринке у Сильвии. Я умерла бы со стыда, еще даже не успев привести его туда с собой! И в довершение всего – у него и семьи-то не было как таковой. Единственным известным нам членом семьи был его отец, да и тот слыл, мягко выражаясь, чудаком.

И тем не менее в Хуане было нечто такое, перед чем я была не в силах устоять. Особенно когда он смотрел на меня не отрываясь, так проникновенно, как сейчас, как будто я была единственным в мире человеком, достойным его интереса.

Он не убрал руки, продолжая нежно гладить меня по волосам.

– Мне всегда очень нравились твои волосы. Ты единственная блондинка, что мне когда-либо доводилось встречать. – Последнюю фразу он произнес тихо, как будто самому себе.

Я сразу подумала (как размышляла много раз за время его долгого отсутствия), не встречался ли он там с другими девушками, не влюбился ли в кого-то. Одна мысль о том, что Хуан может целовать другую, приводила меня в ярость.

– Так поведай-ка ты мне, моя милая Angelique, – продолжал он, искусно копируя отцовский французский акцент, – ты и впрямь собираешься выйти замуж за этого французского паразита?

«Паразита»? От этого оскорбления я на несколько мгновений даже вышла из состояния транса, в которое меня неминуемо вогнали его пальцы, гладящие мне шею у основания головы.

– Ты ведь его даже не знаешь, – пролепетала я.

– Мне это и не надо. Я знаю такой тип мужчин.

Хуан стоял уже совсем ко мне вплотную, и я чувствовала его дух – эту волнующую смесь запахов мужского тела и древесного одеколона, которым он стал пользоваться еще с тех пор, как ему исполнилось тринадцать. Сколько воспоминаний сразу вызвал во мне этот аромат!

Я прижалась спиной к стволу дерева, вцепившись в ручку корзинки так, словно от этого зависела моя жизнь. Хуан, должно быть, это заметил, поскольку на мгновение опустил взгляд, и его губы растянулись в улыбке.

– Ты не ответила на мой вопрос.

У меня пересохло во рту.

– Возможно, выйду.

– Что ж, если ты станешь его женой, – беззаботно произнес Хуан, – то мы тогда должны навеки распрощаться.

И он отшатнулся назад. Не знаю, что на меня в этот момент нашло, но я схватила Хуана за рубашку и притянула к себе.

Усмехнувшись, он поглядел на меня сверху вниз. Грудь у меня часто вздымалась. Я сама толком не понимала, что и как внезапно переменилось, – знала лишь, что не хочу, чтобы он сейчас ушел. Насмешливая улыбка сошла с его лица.

– Подари мне последний поцелуй, прежде чем ты станешь принадлежать кому-то другому, – сказал он, не отрывая взгляда от моих губ.

У меня было такое чувство, будто он меня загипнотизировал. Должно быть, так оно и было, потому что я напрочь забыла, в чем заключались мои обиды на него и зачем я вообще сюда пришла.

Хуан забрал из моей руки корзинку и, должно быть, опустил на землю рядом с нами – сама я этого не видела, поскольку не отрываясь глядела ему в глаза. Опустив лицо, он приник ко мне в поцелуе.

Бог ты мой, как же я могла забыть, каково это – раствориться в объятиях Хуана! Я сразу поняла, что все другие юноши, когда-либо целовавшие меня в прошлом, оставляли во мне не больше чувств, как если бы я целовала собственную руку. Ни с кем другим я не испытывала такого покалывания по всему телу, такого жара, пронизывающего все мое существо, такого звенящего головокружения и такого желания слиться воедино. Раньше я считала, что это потому, что Хуан был первым в моей жизни парнем, который меня по-настоящему поцеловал, но теперь я поняла: это не так. Нас с ним связывала какая-то чисто плотская, какая-то первобытная сила, и я никогда не сумею ее удержать или заглушить. Как бы ни было мне за него стыдно перед друзьями. Сколько бы ни было в моей жизни мужей. Все это ничего не будет значить. Я никогда не смогу отказаться от него.

Неожиданно Хуан резко отстранился от меня и, к моему разочарованию, отступил на шаг. На лице