– Уверена, что мне понравится.

Я похлопала ее по ладони, покоящейся на сгибе моего локтя.

– Я думала, что было бы неплохо подать к столу «Мунпайз», но их тяжело найти в Великобритании, насколько я могу судить, и у меня не было столько времени, чтобы их доставили из дома.

Мы вошли в библиотеку, и я усадила Прешес на кушетку возле огня.

– Не знаю, что такое «Мунпай», – призналась Пенелопа, – но звучит довольно вкусно.

– О, поверьте мне, так и есть. Шоколад, маршмеллоу и грэм-крекеры. Их готовят в Теннесси, родном штате Прешес, уже больше века. Это буквально визитная карточка Юга, у них даже есть огромный макет «Мунпай», который устанавливают на Новый год.

– А я-то наивно полагал, что полуночный бой Биг-Бена – это самое захватывающее зрелище. Как я ошибался, – вмешался Колин.

Он оперся локтем на каминную полку и принял бокал бренди от отца, который разносил по комнате бокалы с янтарной жидкостью, «способствующей пищеварению».

– А я помню «Мунпайз», – сообщила Прешес. – Во время войны их присылали за границу американским военнослужащим. Один или два бывали в этом самом доме. Те милые американские летчики из Милденхолл – базы неподалеку – приходили сюда время от времени. София, несомненно, умела устраивать приемы.

Она сидела, опустив глаза, с загадочной улыбкой на губах; отблеск огня придавал мягкости ее напудренным щекам.

– Я помню, однажды она принимала целую эскадрилью польских пилотов. Она всегда чувствовала, что обязана быть гостеприимной, поддерживать их моральный дух. Они сыграли важную роль в победе в Битве за Британию [20], вы это знали? Безвестные герои, так и не получившие положенного признания. Мне кажется, именно поэтому София и старалась получше развлечь их между боевыми вылетами.

– Вы позволите? – спросила я, вынимая блокнот.

– Конечно. Обожаю говорить про красивые наряды, «Мунпайз» и приемы Софии. Потому что несмотря на все трудности того времени, была и красота, и добродетель. Одна моя подруга сказала мне, что любовь и красота – единственное, что стоит хранить.

– Кто это сказал? – спросила я. – Ева?

Она направила на меня взгляд, преисполненный огня.

– Да. А ей сказал один мудрый мужчина, визажист Дома Луштак. Ева решила, что мысль достаточно важная, чтобы поделиться ею со мной, и я рада, что она это сделала. Она помогла мне преодолеть наступавшие тяжелые времена. – Сделав глубокий вдох, она расправила плечи, словно вернулась к образу модели и приготовилась выйти на подиум. Она улыбнулась, ее взгляд прояснился, а лицо изменилось. – Я подумала еще кое о чем, что могло бы быть интересно для статьи.

Арабелла выпрямилась, а я занесли карандаш над блокнотом.

– Вам на выставке понадобится форма Королевских ВВС.

– Зачем? – спросила Арабелла.

– Затем, что с ней связана одна замечательная история. Когда сделали первые эскизы для только что возникших военно-воздушных сил в 1918 году, одна фирма в Йоркшире предложила использовать остатки серо-голубой шерстяной ткани, заказанной русским императором для пошива обмундирования казаков. Бедному императору они не понадобились, и, на счастье, Королевские ВВС решили, что этот цвет идеально им подходит. Мне рассказала моя бывшая работодательница, мадам Луштак.

– Восхитительная история, – сказала Арабелла. – Мы можем использовать фотографию Грэма в этой форме. Нужно проверить, не осталась ли его форма на чердаке.

– Увы, мы обшарили его вдоль и поперек и не нашли ее, – произнесла Пенелопа. – Но на всякий случай попрошу Джеймса посмотреть еще раз.

Прешес пристально смотрела на свои крепко сплетенные пальцы, унизанные кольцами.

– Ее нужно выставлять вместе с очаровательным зеленым приталенным платьем из хлопка с бантом на шее. Оно принадлежало Еве. Я помню, как она однажды надела его на их свидание.

– Поняла, – сказала я, записав ее предложение в блокнот. – Форма просто отличная. Никогда не видела ее вблизи, но судя по фотографии Грэма, должна согласиться, что выбор хороший. Конечно, трудно судить о цвете на черно-белой фотографии. Просто из любопытства, Прешес – возможно, вы и не вспомните, – какого цвета были у Грэма глаза?

Прежде чем она смогла дать ответ, появилась Анна, толкая перед собой тележку с кофейником, чайными приборами и «амброзией» в небольших стеклянных креманках. Пока Анна передавала их по кругу, я наблюдала, как все с подозрением рассматривали десерт, поднимали ложками вязкую массу, а затем рассекали его посередине, чтобы посмотреть, что спрятано внутри.

– Я отведаю первой, чтобы показать вам, что она не ядовита. – Я набрала целую ложку и, положив в рот, принялась с улыбкой жевать. – Поверьте, это очень вкусно.

Один за другим они взялись за десерт, хотя я заметила, что Колин запил свой остатками бренди. Прешес, чуть попробовав, отложила ложку, сказав, что ей нужно следить за фигурой. Я сдержала смешок, а подняв глаза на Колина, увидела, что он сделал то же самое.

Арабелла открыла папку с вырезками, которую она оставила в библиотеке перед обедом.

– Эти статьи просто поразительны – настоящее проникновение в жизнь людей во время войны. Именно это я и хотела связать с миром моды, тетя Прешес. – Она вынула одну из вырезок и положила поверх папки. – Вот, например.

На губах Прешес продолжала играть улыбка, когда она перевела взгляд на Арабеллу, но выражение ее глаз изменилось, словно она надевала разные очки, пытаясь понять, в каких видит лучше.

Арабелла продемонстрировала пожелтевшую страницу.

– Это из рубрики под названием «Картины в отблесках пламени» – не знаю, что это означает, но она рассказывает об Особой службе Скотленд-Ярда, предпринимающей определенные меры против – я цитирую – «незаконной деятельности беженцев». Видимо, они беспокоились не о новых беженцах, а о тех, кто селился в Британии на протяжении многих лет и кого совершенно упустили из виду, потому что они уже давно пустили корни здесь. – Она откашлялась. – Такие агенты – очень часто подданные Британии, что, естественно, усложняет дело. Они могли оказаться в клубах, пабах, конторах, автомастерских, трамваях, метро и такси. – Подняв глаза, она проговорила: – Звучит немного пугающе, вы так не считаете? Тетя Прешес, вы знали о том, что происходило?

Прешес задумчиво отпила кофе.

– С нами работала итальянка Розали. Однажды она не пришла, и мадам Луштак сказала, что ее депортировали вместе почти со всеми итальянскими официантами в городе. Может, она и была шпионкой, но я сомневаюсь. И нам нельзя было обсуждать такие вещи. Мы, модели, в большинстве своем, конечно же, знали, что творилось в мире. Трудно было не понимать, со всей этой маскировкой и нормированием продуктов, и когда всех мужчин, которых мы знали, либо призвали, либо они пошли добровольцами.