…Они распрощались с соседом и отбыли восвояси.

— Ты думаешь, Сунгур спер у него сюжеты? — спросил Добродеев.

— Не думаю. Двадцать пять лет назад Дронов посещал сунгуровские семинары и, видимо, дал ему прочитать свой роман. Вот этот он и мог спереть — один! Так что речь может идти всего-навсего об одном позаимствованном сюжете, да и то… вряд ли. Не верю. Сунгур — птица высокого полета, не стал бы марать руки. Он написал… сколько? Тридцать? Сорок книжек? Хватило фантазии, ему незачем рисковать биографией.

— А почему он не помнит Дронова? Если тот дал ему свою рукопись… и где она сейчас, эта рукопись?

Монах пожал плечами и не ответил…

…Они сидели у Митрича — снимали стресс после печального визита, когда зарычал добродеевский мобильник. Это был Сунгур. Добродеев слушал сосредоточенно; раз или два он подмигнул Монаху. Тот вскидывал брови в немом вопросе: что? Но Добродеев, как истинный мастер интриги, только ухмылялся загадочно и шевелил бровью.

— Христофорыч, они нашли рукопись Дронова! — выпалил он, закончив слушать. — Разгребли антресоли и нашли. Роман называется «Девушка с розой». Кирилл говорит, что не читал, сначала не успел, а потом просто забыл, так как Дронов на семинарах больше не появлялся. Ему многие совали свою писанину. Так что, если есть желание, можно пролистать на предмет плагиата. Он готов представить. Попросил зайти прямо сейчас. Пойдем?

… — Вы его нашли? — спросил Сунгур, встречая их на пороге. — Это он?

— Это он, Кира. Ты себе не представляешь… он переписал от руки чуть ли не все твои книжки и везде поставил свое имя. Парень на учете в психушке, лечится годами. Его сестра покончила с собой, и он сошел с ума. В его бедной голове все перемешалось, и он решил, что ты используешь его сюжеты. Он прекрасно помнит, что отдал тебе рукопись, и уверен, что ты напечатал роман под своим именем. И другие тоже.

— Я даже не читал его роман! — воскликнул Сунгур. — Мы с Ларой обыскали антресоли и нашли папку с рукописью, называется «Девушка с розой». И тут меня как током ударило, я его вспомнил! И название вспомнил. Он сказал, что у нас в историческом музее есть картина «Девушка с розой», очень ему нравится… она и навеяла сюжет. Приятный, вежливый паренек… Задавал вопросы, несколько раз поджидал меня после занятий, провожал домой. Рассказывал, что живет с сестрой, их только двое на свете, хочет уехать в Африку работать журналистом, строил планы. Я не принимал его всерьез, в нем было много детства и щенячьего оптимизма, он казался мне несерьезным и маленьким. А потом он попросил прочитать его роман… сунул папку. Я обещал, но… сами понимаете. Я в то время был нарасхват… — Сунгур подавил вздох, усмехнулся иронически. — Горячие репортажи, встречи, конференции, поездки за рубеж. Кроме того, я влюбился в Алену… как пацан, как мальчишка. Мне было не до романа этого паренька. Он несколько раз спрашивал, и я придумывал отговорки. А потом он исчез, и я о нем забыл. Господи! Если бы я хоть на минуту предположил, что у него такое горе, я бы… не знаю! Попытался помочь! А я прошел мимо. Как мало иногда нужно, чтобы спасти человека, и как мало нужно, чтобы его погубить. Просто пройти мимо… А теперь бумеранг вернулся, причем все так страшно совпало во времени…

— Вам не в чем себя винить, Кирилл, — сказал Монах. — Есть вещи, которые невозможно ни предвидеть, ни предотвратить. Кроме того, я верю в судьбу. Иногда ее можно… э-э-э… подкорректировать, если звезды позволят, а иногда нет. Здесь речь идет о болезни, возможно, наследственной. Его сестра наложила на себя руки…

— Но зачем он убивал?

— Затем же, зачем ставил свое имя на титульном листе. Доказывал авторство, я думаю…

— Почему вдруг книги?

— Это началось, когда его взяли на работу в издательство. Он увидел ваши книги, возможно, вспомнил встречи с вами, самоубийство сестры… кстати, он часто надевал ее платье и шляпку. Прошлое и реальность переплелись и перекрутились в его голове самым странным образом… Старик рассказал, что он оборачивал ленту из фольги вокруг головы, говорил, что его сюжеты крадут прямо из мозгов. Он считал ваши книги своими, доказывал авторство, переписывая от руки и убивая… это то, что лежит на поверхности. А узнать, что в глубине… — Монах развел руками. — Он надевал платье сестры и убивал как в романах, где убийца — женщина, мстящая любовнику. Вот он и мстил, воображая, что разбирается с любовником сестры… снова и снова. У него было две цели: доказать свое авторство, переплюнуть вас, Кирилл, и отомстить за сестру… как-то так. Кстати, его сестра работала в ателье, отсюда, должно быть, ножницы.

— Где он сейчас?

— В лечебнице в Холмино.

— Бедный человек, — поежилась Лара. — Страшно…

— Перед тем как его забрали, он жег твои книги, — сказал Добродеев. — Уничтожал, потому что на них стояло твое имя.

…В гостиной стемнело. Неярко горел торшер в углу.

— Чаю? — спросил Лара, прерывая затянувшуюся паузу. — У нас есть торт, не забыли?

— У нас тоже кое-что есть, — сказал Добродеев. — Дружбан привез от лягушатников классный коньячок. Сейчас примем, расслабимся хорошенько… Жизнь, чертовка этакая, со всеми ее сюрпризами, все равно продолжается, господа!

…Забегая вперед, расскажем читателю, что во время обыска в доме Дронова были обнаружены мобильные телефоны всех трех жертв, а на записях с камер наблюдения в гостинице «Братислава» обнаружили женщину в блестящей шляпке, сидящую в углу вестибюля. В ней также опознали Александра Дронова. По версии следствия, он наблюдал за Суровцем и неизвестной женщиной в баре «Братислава», затем последовал за ними в гостиницу; дождался, когда та уйдет, и поднялся к Суровцу. Постучал, тот открыл, и Дронов ударил его ножницами.

Также ведется следствие по двум другим убийствам. Поярков несколько раз пытался поговорить с Дроновым, приезжал в Холмино, но не получилось. Тот упорно молчит. Смотрит мимо и молчит. Похоже, живет в своем собственном мире, видит картины и слышит голоса, которые обычным людям недоступны. Как он выбирал своих жертв, почему именно этих, а не других, можно только догадываться. То ли напоминали они того, кто бросил его сестру, то ли понимал, что гуляют от жен, и наказывал, то ли еще почему-то…

…Некоторое время Монах наблюдал за Ларой. Девушка пила кофе в уличном кафе под рыже-ржавым громадным каштаном. По-прежнему в черном, бледная, тощая… Она сосредоточенно смотрела в пространство, погруженная в невеселые мысли. Он же, оторвавшись от «Вечерней лошади» с восторженной статьей Лео Глюка насчет премьеры «гениально переосмысленного» «Тартюфа» в Молодежном, рассматривал ее издали. Потом взял стаканчик с кофе и пошел к ней.

— Привет, Лара!

Она вспыхнула и привстала.

— Олег! Вы… добрый день!

— Не помешаю? — благодушно спросил Монах, плюхаясь в пластиковое, застонавшее под его весом, креслице.

— Ну что вы! Конечно! А у меня сегодня выходной… вот, брожу… — Лара смутилась. — Последние теплые дни… осень. Так не хочется… холод, слякоть…