Впрочем, особо рефлексировать было некогда, время поджимало – я едва успевала добраться до порта.

В этот раз за руль я села сама. Когда я подъехала, Гриша уже ждал меня в условленном месте, у ворот грузового порта. На этот раз он был не в форме – в простых вытертых до голубого оттенка джинсах и белой футболке. Я заметила его ещё на подъезде и невольно залюбовалась им. День стоял солнечный, небо было безоблачным, пронзительной синевой резало глаза. Солнце заливало всё вокруг весёлым золотистым светом. Гриша, высокий, с широкими сильными плечами, обтянутыми белым хлопком, с гордо откинутой коротко стриженной головой выглядел олимпийским богом, купающимся в солнечных лучах. Кажется, я только сейчас заметила, как он возмужал, превратился в по-настоящему красивого мужчину. Когда-то в детстве он естественно смотрелся только в лесу – именно там проявлялись его ловкость, умелость, сила. В городе же он выглядел слегка нелепо, словно слишком крупный зверь, вынужденный существовать в тесной клетке. Двигался неловко, всё время задевал что-то то плечом, то рукой. Теперь же вся эта подростковая нескладность ушла. Во всём его облике чувствовалась простота и надёжность. Может, в нем и не было бездн и зловещих секретов, но он, если полюбит тебя однажды, не предаст никогда.

«А мы могли бы быть красивой парой», – неожиданно подумала я. Нет, я по-прежнему была не в восторге от собственной внешности. Но стилисты, фотографы, операторы в конце концов убедили меня, что от природы у меня достаточно выигрышные данные. То, что в детстве я почитала за отвратительную угловатость, теперь именовалось хрупкостью и непосредственностью. Моё лицо, всегда казавшееся мне угрюмым и диковатым, теперь нередко появлялось на обложках, где журналисты рассыпались в комплиментах – настороженная прелесть, безыскусное обаяние, загадочная красота. Не то чтобы я внезапно впала в нарциссизм от этих дифирамбов, но они как-то помогли мне приобрести большую уверенность в себе. Я по-прежнему считала, что до многих известных молодых актрис по цеху мне далеко, но, по крайней мере, больше не думала о себе как о последней дурнушке. И да, наверное, мы с Гришей могли бы составить красивую пару.

От этого осознания в груди у меня засаднило. Ну почему, почему всё должно было сложиться вот так? Почему мы должны были расстаться на столько лет, разойтись в совершенно разные стороны? А теперь, теперь он стоял на тротуаре, посреди чужого ему города, под этим палящим солнцем, оглядывался, пытаясь высмотреть меня на улице, и не находил.

В этой части Лос-Анджелеса было немноголюдно. У ворот грузового порта сновали только местные работники и матросы с других судов. Я предполагала, что тут мне не особенно грозит быть узнанной. И всё же на всякий случай поправила на носу тёмные очки.

Затем я нашла место, припарковала машину и быстро пошла к Грише. Не дойдя нескольких шагов, не удержавшись, окликнула:

– Гриша!

Он повернулся ко мне, и я поняла, что, видимо, всё же не угадала с гардеробом. Вероятно, вчера он толком не рассмотрел меня в темноте. Теперь же он смотрел на меня с явным слегка испуганным благоговением.

Я подошла ближе, и он несмело взял меня за руку и окинул взглядом с ног до головы:

– Какая ты…

– Какая? – попыталась отшутиться я.

– Настоящая звезда, – улыбнулся он и добавил, помрачнев: – Вот почему я говорю, что ты правильно сделала, когда уехала. В нашем посёлке ты бы никогда не выглядела так.

– Глупости, – отмахнулась я. – Мы с тобой сегодня будем просто гулять и наслаждаться жизнью, идёт?

– Идёт, – отозвался он.

– Тогда вперед. Вон там моя машина, – я кивнула головой в сторону парковки.

И тут же снова ощутила, как мгновенно напрягся Гриша. Наверное, тот факт, что у меня есть машина, а у него нет, был для него неприятен, только сильнее подчеркивал наше неравенство. Черт возьми, эти опасности подстерегали на каждом шагу, в каждой фразе, в каждом жесте.

– Здорово у тебя получается, – сказал он уже в машине, когда я принялась лихо лавировать в потоке автомобилей.

– Зато на корабле я была бы совершенно бесполезна, – отозвалась я с улыбкой.

– На корабле… – протянул он и улыбнулся.

– Тебе нравится твоя работа? – спросила я.

– Привык.

И я снова подумала о том, что он связал свою жизнь с морем, возможно, выбрал совсем не подходящую ему специальность – только для того, чтобы когда-нибудь, если повезёт, увидеть меня.

Я не очень представляла себе, куда нам с Гришей поехать. В самом деле, не на аллею же звезд. Гриша сказал, что сегодня свободен до вечера, и в итоге мы просто несколько часов колесили по улицам, проехали мимо знаменитых белых букв Hollywood на Маунтли, полюбовались башнями Уоттс, прошлись мимо китайского театра Граумана.

Он смотрел на все эти достопримечательности с вежливым интересом. Мы много смеялись, болтали как прежде, подначивали друг друга и делились впечатлениями. Но во всём этом чувствовалось тягостное напряжение. Будто мы оба старательно исполняли предписанные нам роли.

В конце концов мы приехали на смотровую площадку, откуда открывался вид на весь Лос-Анджелес. Бескрайний, подёрнутый дымкой, сверкающий огнями неоновых вывесок, кипучий, удивительный и невероятный. Вдалеке возвышались голливудские холмы. Мне почему-то показалось, что именно здесь, на высоте, где так и веет свободой и бесконечностью, мы наконец сможем снова стать самими собой.

Полюбовавшись видом, мы расположились на уединённой полянке, укрытой от любопытных глаз густым кустарником. Я заранее достала из багажника машины плед и теперь расстелила его на траве. По дороге на одной из аллей мы купили бублики и теперь ели их, сидя на одеяле. Я видела, как плечи Гриши постепенно расслабляются, как смягчаются черты лица. Всё-таки я по-прежнему умела хорошо его чувствовать и правильно сделала, приехав в конце концов именно в это место.

– Хорошо тут, – проговорил он наконец, жмурясь и подставляя лицо солнцу. – Только совсем не как у нас.

– Ну еще бы, – со смехом отозвалась я. – Пальмы…

Мы помолчали немного, и я спросила:

– А как там Ветер? – и замерла на секунду, вдруг подумав, что ведь Ветра могло уже не быть на свете.

Но Гриша улыбнулся в ответ:

– Видела бы ты его. Так отъелся! Стал настоящим сторожевым псом. К матери в дом как-то вор пытался залезть. Чего он у нас только собирался стащить, интересно? Так Ветер на него прыгнул, повалил, прижал к земле и не выпускал, пока мать не пришла и не отогнала его. Бедный мужик чуть в штаны со страху не наделал. По-моему, он даже обрадовался, когда менты за ним приехали.

Я рассмеялась, потом сунула руку в сумку, нашарила потайной карман и вытащила из него деревянную фигурку.

– Смотри! Помнишь?

Я протянула волчонка Грише. Он потемнел от времени, некогда резкие, вырезанные ножом грани стерлись, сгладились, но на мордочке его всё равно можно было разглядеть забавные хитрые глаза. Гриша накрыл мою руку ладонью, сжал и пробормотал: