Элайза начала писать, борясь со страхом, что Грессети может в любой миг появиться и увидеть, чем она занята. Девушка корила себя за то, что не додумалась написать в институт раньше. Перо двигалось вперед, царапая бумагу. Внезапно Элайза остановилась. Она смотрела на слова, которые только что написала. Формальности ради она вывела его имя полностью: синьор Дамон Грессети. Она взяла другой лист и выписала буквы имени и фамилии по кругу, отбросив титул. Ее мысли метались, когда она переставляла буквы, вычеркивая их одну за другой, пока не сложила из них другое имя. Безупречная анаграмма. Как раз в такие игры он играл с удовольствием. Элайза бросила перо, словно оно жгло ей пальцы, и потрясенно уставилась на слова, которые сложила на бумаге: Гидеон Мастерс.

Элайза прибыла на Йорк-террас, 4, менее чем через полчаса после открытия. Теперь она была уверена, что Грессети и в самом деле был Гидеоном и что он нес ответственность за злодеяния в Уайтчепле. Ее мучили вина и отчаяние при мысли о том, что убийства отчасти были на ее совести. Если бы она не поселилась в Уайтчепле, если бы не открыла там клинику, Грессети… Гидеон никогда бы там не появился. И Марта, Мэри Энн и Энни все еще были бы живы. Добравшись до комнаты Эбигейл, Элайза была уже не в состоянии скрывать свое настроение. Саймон поднялся со своего места возле постели, встревоженный ее смятением.

– Дорогая Элайза, что случилось? Идемте, сядьте к огню. Скажите, что вас привело в такой ужас?

Он взял ее за руки и подвел к диванчику в дальней части комнаты.

– Мне нужно осмотреть Эбигейл, – воспротивилась Элайза.

– Сестра мирно спит. Она может немного подождать. Кому сейчас нужно внимание, так это вам.

Саймон снял с нее шляпку и нежно погладил Элайзу по щеке.

– Не скажете, что стряслось?

Элайза закрыла глаза, пряча готовые пролиться слезы. Слезы! Впервые за столько лет. Впервые с тех пор, как она стояла с матерью в Бэткомской тюрьме. Она тогда пообещала маме, что больше слез не будет. Но сейчас, когда Саймон готов ее поддержать и так внимателен, так хочет разделить ее горести, теперь она чувствовала себя более уязвимой, чем в те долгие десятилетия, когда жила одна.

– Я не могу вам сказать, – ответила она. – Всем сердцем хотела бы, но…

Она покачала головой.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет.

– Пусть так, но, возможно, разделив свои тревоги с другим, то есть со мной, вы увидите, что уже и в этом есть некоторое утешение. Я не хочу, чтобы вы страдали в одиночестве. Я позволил себе думать, что мы друзья. Близкие друзья. Друзья, которые должны доверять друг другу. Поддерживать в трудные минуты.

– Все, что я могу вам открыть, – это то, что есть человек, которого я боюсь. Он не тот, за кого себя выдает. И я полагаю, что он способен на ужасные вещи.

– Кто?

Элайза покачала головой.

– Дорогая, вы должны сказать. Мне невыносимо думать, что вам страшно. Как я могу вас защитить, если не знаю, откуда ждать опасности?

Элайза глубоко вдохнула.

– Обещайте, что не станете действовать поспешно, если я его назову. Он не должен знать, что я раскрыла его обман. Даете слово, что не выступите против него?

– Хорошо, неохотно, но да. Даю слово.

– Это синьор Грессети.

Лицо Саймона омрачилось. В углу левого глаза задергалась мышца.

– Тот итальянец из Фицроя? Но доктор Гиммел о нем очень хорошо отзывается. Вы уверены?

– Да. Вне всякого сомнения. Этот человек мошенник, и он опасен. Не просите у меня дальнейших объяснений, умоляю.

– Вы говорили о своих страхах с доктором Гиммелом?

– Я не могу, пока нет доказательств. Я написала в Миланский институт. Жду, когда ответят. А пока…

Она умолкла, голос изменил ей.

Саймон отпустил ее руки и поднялся.

– А пока вы должны перебраться к нам. Нет, я не стану слушать возражения. Каким бы другом я был, если бы позволил вам одной каждый день пересекать Лондон, пока вы страшитесь этого человека? Что бы он ни сделал, каковы бы ни были его намерения, он не тронет вас здесь. В этом я уверен.

– Но моя клиника…

– Может обойтись без вас какое-то время, пока это создание не будет обличено и изгнано. Как только вы получите необходимое доказательство и поставите в известность доктора Гиммела, я сам с превеликим удовольствием пинками погоню негодяя обратно до самого Средиземного моря, если понадобится.

Он поднял руку.

– Не нужно больше слов, Элайза. Я в этом вопросе непреклонен. Сегодня же пошлю экипаж к вам домой, чтобы забрать все, что необходимо.

Элайза ощутила такое облегчение при мысли о том, что будет жить под защитой Саймона, что во второй раз подумала, что сейчас заплачет. Она встретилась глазами с решительным взглядом возлюбленного.

– Очень хорошо, – тихо произнесла она. – Я приму ваше любезное предложение. Только отправьте экипаж вечером, позже. Я должна еще раз открыть клинику, чтобы уведомить пациентов, что меня несколько дней не будет. Было бы нечестно просто исчезнуть.

– Но вы приедете? Как только закроете клинику?

Она встала и, шагнув в его объятия, положила голову ему на грудь. Его ласковые руки гладили ее по спине.

– Приеду.

Элайза собиралась прямиком домой после встречи с Саймоном, но поняла, что ей нужны кое-какие лекарства из аптеки. Если клинику предстояло ненадолго закрыть, нужно удостовериться, что у пациентов хватит медикаментов до возвращения своего врача. Она прошлась вдоль полок с фармакопеей, отбирая флаконы и баночки, пока саквояж не заполнился настолько, что перестал закрываться. Когда она укладывала пачку бинтов и повязок, за спиной появился Роланд.

– Доктор Хоксмит, не ожидал вас здесь увидеть.

Улыбался он довольно приветливо, но Элайза уловила в его голосе укор.

– Роланд, я понимаю, что в последнее время проводила с пациентами в Фицрое меньше времени, чем надо бы. У меня есть другие обязанности.

– Я так и понял.

Он оставил эту тему и подал Элайзе упаковку корпии.

– Запасы для вашей клиники? Страшно, наверное, сейчас работать в таком месте. Я так понимаю, жертвы были вашими пациентками?

Всеобщий ужас от того, что творил Потрошитель, был так велик, что Роланду даже не пришлось уточнять, чьих жертв он имел в виду. Об убийствах говорил весь Лондон. Да и весь мир.

– Да. – Элайза защелкнула саквояж. – По крайней мере, две точно. Насчет третьей я не уверена.

– Третьей? Так вы не слышали?

– О чем?

– О новых убийствах.

– Новых?

– Да, прошлой ночью.

Увидев, как она потрясена, Роланд попытался оправдаться.