— Сейчас много студентов из киношкол и институтов снимают короткометражки для курсовых проектов, — добавил он. — Надо предлагать, авось понравится что-нибудь, и они соизволят экранизировать. И это только начало пути.

— Что же ты решил, милый? — взволнованным голосом спросила Рита.

— Пусть будет так, — вяло ответил Григорич. — Устал я, честно говоря. Очень устал.

Рита тихонько подошла к мужу, приобняла его и прошептала на ухо:

— Я тебя люблю. Ты — мой Мазин.

По телу Григорича словно токи прошлись и он очнулся. Обхватив ноги Риты, он стал целовать ее живот и говорить, как сильно тоже ее любит.

Глава 17

Все свои сценарии коротких метров, с которыми читатель уже знаком, Григорич добросовестно отправил на сайт «Лига кино», в базе которого собрано самое большое количество сценариев, автоматически защищаемых законом об авторских правах. Сам текст на сайте прочесть невозможно. Потенциальный продюсер или режиссер, коих там кишмя кишит в поисках свеженького материала, может лишь ознакомиться с логлайном, не более того. А уже сам текст сможет получить только по запросу у автора. Почти каждый день Григоричу на почту приходили подобные запросы, преимущественно от студентов или выпускников театральных вузов, которым для курсовых проектов требовался оригинальный сценарий. Поначалу Григорича раздражала сама концепция взаимоотношений между сценаристом и молодыми режиссерами, c которыми он пытался торговаться. Но просящие студенты, все как один, вещали о том, что денег нет, бюджет на съемку маленький и так далее и тому подобное.

— Чуть ли не милостыню просят, — ухмылялся Григорич жене. — Им остается только добавить: «Мы сами не местные, подайте сюда ваш сценарий, и если он нам подойдет, мы его живьем сожрем».

— Так и пишут? — рассмеялась Рита.

— Почти. Обещают имя в титрах — в первой тройке.

— И то хорошо.

— Меня смущает фраза: «….если он нам подойдет». А если не подойдет, но они воспользуются им, а я об этом и знать не буду? — бурчал Григорич.

— У тебя же есть авторские права, — резонно замечала жена.

Муж только вздыхал и закрывал воспаленные от долгой работы за компьютером глаза.

— Если со всеми судиться…. — обреченно отвечал он и продолжал отсылать сценарии по запросам голодающих, от которых слышалось только: Дай! Дай! Дай!

Шли недели за неделями, отшелестела осень, заснежила зима, и хоть сценарных запросов стало еще больше, и Григорич неустанно отправлял свои работы по адресам, обратной связи не было почти никакой. Потихоньку проблемы добывания хлеба насущного начали превалировать над мечтами о глобальном, и Рита, видя, как муж увлеченно работает над переводческими заказами, стала понемногу успокаиваться. Про себя она давно уже решила, что «худо-бедно и так проживем — без этой сумасшедшей гонки за призраками. Все так живут и ничего — с голоду не умираем, на лекарство и культурные программы есть, за коммуналку платим и чудесно».

Заказов перед новым годом и в самом деле навалилось выше крыши, и работать приходилось практически круглые сутки. Бесконечные переговоры с клиентами с телефоном на плече, разбор рекламаций преимущественно от тех заказчиков, которые считают, что лучше переводчика знают английский язык и безостановочная молотьба по клавиатуре — повседневная юдоль любого фрилансера. На экране же — тысяча знаков являлась за тысячей, час проходил за часом, а денег в конце месяца по отчетам — все равно не хватало на лучшую жизнь, которую бедный Григорич мечтал обеспечить жене. Отбросьте застарелые штампы относительно благополучной жизни переводчиков — денег за свой труд они и вправду получают мало. Прожить на них можно, тут грех жаловаться, но позволить себе чуть больше прожиточного минимума — уже затруднительно. Как говаривал Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Если вы работаете, но ваша зарплата покрывает только покупку еды, одежды и оплату ЖКХ — то стоимость вашего труда равна стоимости труда раба». Считавшая деньги не главным Рита категорически не соглашалась с академиком, считая, что если не гнаться за журавлем, то и с синичкой можно быть счастливой. Все верно, только вот от непрерывной молотьбы по клавиатуре и постоянном напряжении мозга, хочешь не хочешь, накапливалась усталость. Если другие проработают восемь часов и домой, то у Григорича график был ненормированным. Он мог и пятнадцать часов пахать, а заработать столько, сколько они. Стоит же не поработать день — уже крен в финансах. А что делать? Вопрос риторический.

Но что деньги? Григорич благодарил Бога, что после сокращения у него есть заработки, все-таки он прошел такую школу переводчика на заводе, получил такой опыт общения с людьми разных социальных слоев и такие технические знания по профессии, что плоды всего этого до сих пор кормят его семью. Обидно было другое: невостребованность. Воспоминания о годах своей работы на «Турбоатоме» часто в послелнее время посещали и тревожили Григорича. Ах, какое это было время! Когда он приходил в офис, где никто не понимал иностранного инспектора от заказчика, все ссорились, доказывали с пеной у рта, визжали как недорезанные и бились головой об стенку, но только начинал говорить переводчик — как все в тот же миг преображалось. Моментально решались спорные вопросы у конструкторов, подносились нужные чертежи из цехов, правильно заполнялись формуляры ОТК, блестяще проводилась центральной лабораторией цветная дефектоскопия или УЗК сварных швов, закипал чайник для простуженного индуса, и менялась сама интонация общения: от агрессивной до дружеской. «А собственно, что произошло? — мысленно спрашивал всех Григорич. — Почему вы ссоритесь? Что у вас не получается? И почему? Не потому ли, что вам нужен я? Так я здесь и теперь все у нас пойдет как по маслу». Верно. Отменятся штрафы благодаря правильно переведенному анекдоту, не разорвется контракт благодаря умно переформулированной фразе главного инженера, и вокруг воцарится деловая и в то же время дружелюбная атмосфера, и все зауважают переводчика, потому что поймут, что и он — частичка общего их дела, общей их боли, общей их судьбы. Григорич был востребован, его ждали, на него рассчитывали и с ним считались.

А ныне уже не было той потребности в нем, не было того уважения да и тех людей, наверное, тоже не было. Сидел себе дома Григорич, работал до первых петухов и не ложился с последними, а все-равно ощущал себя за бортом жизни. Неудачи же в сценаристике угнетали его еще больше и вселяли еще большую неуверенность и ничтожность. Рита, знавшая своего мужа хорошо, старалась, как могла поддерживать его моральный дух, убеждая, что плохие переводчики не могут быть перегружены работой, как он. И она очень хотела, чтобы он не культивировал в