Для меня? Всякое мгновение, когда я предаюсь порокам, это мгновение, когда я ничего не взрываю и никого не протыкаю, так что, можно даже сказать, общество должно меня благодарить, если я сижу в переулке и курю шелкотрав.

– Черт, женщина, я предложил тебе тяжку, а не дунуть как, мать его, дракон.

Если б только Руду был того же мнения.

Я, не обращая внимания на его возмущение, продолжила затягиваться. Дым перетекал изо рта в легкие, и с каждым вдохом боль отступала, гнев растворялся, и появлялось сильное желание заточить бутерброд.

Я задержала дыхание насколько смогла, потом выдохнула розовое облако. Губы растянулись в ленивой усмешке, я наблюдала, как дым пляшет, извивается у меня над головой, поблескивая крошечными искорками.

– Пеплоустам плевать, что ты накуриваешься во время работы? – поинтересовалась я, возвращая трубку. – Я думала, у них насчет таких штук есть принципы.

– Есть, – согласился Руду и пыхнул сам. – А у меня есть меч и куча магии, так что, если захотят побеседовать на тему, – милости просим.

Ты можешь подумать, что все скитальцы, восставшие против Империума, поступили так во имя более дерзких устремлений. Большинство отвергли нового императора, напрочь лишенного всяких магических способностей. И немалое число выбрали богатство и власть, по классике. Так что не стану винить, если решишь, что «хороших» скитальцев в природе не существует.

Таких и правда нет. Все мы, по сути, говнюки. А вот Руду – больше всего близок к тому, чтобы называться хорошим.

В армии он был наиболее известен по тому, как необъяснимым образом валился с опасной для жизни болезнью, как только на горизонте маячила битва. Обвинения в трусости от сослуживцев и вышестоящих его не волновали, и он с радостью ухватился за возможность стать скитальцем. Не из стремления разжиться богатствами, а лишь из глубочайшего желания не трудиться.

Я знала много лентяев и знала много честолюбцев, но еще никогда не встречала человека, чья лень была столь честолюбива, что он пошел на измену. В каком-то извращенном смысле я не могла его не уважать.

Но на этом и все, в общем-то.

– Ага, всегда было интересно, – я вытянула из-за его пояса деревянный меч – гладкий кусок деревяшки, который и в руках новобранца-то стыдно видеть, не говоря уже о закоренелом скитальце. – Почему ты таскаешь с собой эту штуку? Настоящим ты можешь сделать куда больше.

– Металл слишком дорогой, – ответил Руду. – А еще эта штука, если память моя не спит с другим, однажды сломала тебе три ребра.

– Два ребра, а я выбила тебе шесть зубов.

– Три ребра стоят больше, чем шесть зубов, так что победа за мной.

– Ты накурился.

– Это ты накурилась.

Черт, подловил.

– Знаешь, с металлом нет пути назад, – Руду вздохнул и вытянул ноги, рассевшись на полу сырой ниши, в которой мы решили побаловаться. – Как только его обнажишь, он не вернется в ножны, пока кто-то не умрет. Вытащишь – и люди вспомнят, что ты творил, и захотят вытащить свои. Прольешь им кровь, и кто-то возжелает твоей. Убьешь человека – лучше будь готов прикончить всю его семью, потому как рано или поздно один из них придет убивать тебя. А вот дерево? – улыбнулся Руду, вскинув свой меч. – Дерево добротно. Иногда оно гнется, иногда ломается, иногда сгорает, но всегда возвращается. Носишь при себе деревяшку – и она делает то, что тебе нужно. Носишь металл – и живешь в услужении ему до конца дней.

Я хмыкнула, глядя, как над нами проплывают мерцающие облачка шелкотрава.

– Скиталец, который устал от убийств. Ого-го.

– Черт, а ты нет? Я слышал молву, Сэл. Сколько народу тебя сейчас разыскивают, как думаешь? – Руду глянул на мое бедро, где Какофония негодующе вспыхнул под его настороженным взглядом. – Разве эта штука не тяжелеет?

Ага. Еще как. Бывали дни, когда я даже не знала, как подниму его вновь. Но всегда поднимала. Потому что неважно, сколько весит металл, клок бумаги в моем кармане всегда будет тяжелее. Каждое имя, нацарапанное в списке, давило мне на плечи тяжестью всего мира. Всякий раз, как я вычеркивала одно, груз становился немного легче.

Или… должен был становиться, во всяком случае.

– Ты, наверное, взялся не за ту работу, – заметила я. – Вряд ли Пеплоустам сильно нужен скиталец, который не может убить.

– Я не говорил, что не могу. Просто не хочу, – отозвался Руду, кашлянув очередным облаком. – И работу эту не хотел. До недавних пор я проворачивал отличное дельце на краю Долины. Я и мой партнер трясли проезжающих по дороге торговцев. Мы никогда не просили много, а они никогда не сопротивлялись. Легкие деньги, легкая жизнь. Было мило.

– Партнер, м-м? И кто же это был?

– Неважно.

– Я его знаю?

Руду помедлил, задумался и вздохнул.

– Ага. Ты знаешь Югола.

Еще одна важная роль, которую играют пороки – они удерживают тебя от того, чтобы вскочить, выхватить револьвер и свалить в поисках мрази, которая основательно заслужила грязную смерть от стали.

Угу. Я знала Югола.

Еще до того, как он ушел в скитальцы и стал Юголом Предвестником. Еще когда он был известен как Юголамол, один из самых талантливых мастеров мрака, присоединившихся к заговору Враки, дабы свергнуть Империум. Я знала его по той ночи, тому темному месту под землей, где он, и Враки, и Джинду, и каждая мразь из списка отняли у меня небо.

Я помнила его жеманным подхалимом, который мог пресмыкаться у ног вышестоящих, но не сумел найти смелости взглянуть мне в глаза там, внизу. Я помнила его взгляд, перепуганный, дикий, когда он стоял позади и наблюдал, как я падала, как истекала кровью…

Прямо как Дарриш. Когда она ничего не сделала. А я потеряла небеса навсегда.

– Эрес ва атали, – прошептала я.

– А?

– Ничего. – Я была слишком мила, чтобы говорить Руду, что собираюсь убить его партнера, и не слишком, когда спросила: – Что с ним стряслось?

– Ты стряслась, – ответил Руду, и в голосе засквозила злость. – До него дошли слухи, что ты добралась в Долину, и он свалил. Я вполне мог трясти караваны и без него, но это он их находил. Без него пришлось искать работу у Пеплоустов.

– На сколько?

– Недолго. Они не платят мне столько, чтобы я задержался тут дольше еще трех дней. После снова отправлюсь на восток, в Клефов Плач, но вопрос остается открытым. – Руду бросил на меня взгляд, полный ненависти, сколько ее способен вложить настолько накуренный человек. – Ты заставила меня найти работу, Сэл. Никогда тебя не прощу.

– Нет? – Я сунула руку в карман и выудила перо с красным кончиком. – А что, если я дам тебе вот это?

Руду уставился на Алый дар, который так давно мне отдал, с куда большей тоской, а потом протянул руку.