не смог я просто убить тебя. Нет, захотел я тебе смерть непростую, а такую, чтоб ты сначала помучился…

Бац!

— помучился, глядя на то, как тебя твои же людишки убивать будут.

Бац!

От последнего удара я упал на бок, но от боли. Кажется, рассеялась пелена перед глазами. Только пятно темное какое-то осталось… И боль вроде прошла… Только копчик ноет, как будто он меня не в бок, а под зад пнул, скотина…

Плотник стоял, наклонившись над мной и опираясь о посох… Сука, это мой посох!

Колдун проследил за моим взглядом и ухмыльнулся в косматую бороду:

— Верно замечено, боярин. Начнут тебя искать — а тут твой посох на задворках валяется. Что это значит? Случилось с тобой чего-то. А нет посоха…

Он произнес короткое Слово и посох рассыпался мелкой черной пылью. Сука, ты знаешь, как тяжело рог нарвала такой величины достать! Тьфу, не о том думаю. Даже если он меня убьет и так же тело мое пылью пустит — у меня есть Настя, она со мной в Разбойном Приказе работала, она мое убийство рассле… Стоп-стоп-стоп. Что он там упоминал? Меня свои же убьют?

Это как?

В голове начал появляться образ какого-то зомби-апокалипсиса, но в этот момент я опустил взгляд — и увидел свои руки.

Вернее — как раз рук-то я и не увидел.

Там, где я ожидал увидеть руки — в землю упирались мощные звериные лапы, обросшие серо-бурой шерстью. Так это что ж значит…

Я — волк?

Он меня в волка превратил? Этот гребаный колдун превратил меня в волка⁈

Я зарычал — не как волк, а как разозленный до предела человек — и попытался было прыгнуть на него… Снова запутался в ногах и рухнул на землю

Колдун-плотник рассмеялся. Ну да, смешно, наверное, когда волк бросается на тебя, чтобы вцепиться тебе в глотку… только не зубами, а передними лапами. Я, блин, еще не привык быть волком! Я в этом теле еще не ориентируюсь! И вообще — я к нему привыкать и не собираюсь!

— Это ты правильно сделал, — снова наклонился надо мной плотник, — что всех своих людей оборотнями запугал. Теперь тебя любой, кто увидит — первым делом на вилы поднимет или пулю в тебя всадит.

Да щас… Я смогу дать знак, что я — это я, а не оборотень… Еще не знаю — как, но смогу!

— Что ты сейчас думаешь, хитрыми глазами своими водишь, боярин? — колдун наклонился еще ниже, — Думаешь, что мирным волком к своим выйдешь, они тебя и не тронут? Или на дочурку мою приемную надеешься, мол, начнут ее расспрашивать, она и расскажет, кто последним боярина видел, а? Не бойся за меня, боярин, все, что ты сейчас придумал, я уже продумал. Дочурка моя домой побежала, а я сейчас с тобой закончу, да и горлышко ей-то и перережу. Не люблю детей, надоела она мне хуже редьки. А мирным волком ты не выйдешь…

Он полез за пояс и достал…

Свисток.

Такую, знаете, обычную свистульку, какую дети из ветки лозы делают. Совершенно обычную, безобидную, но при одном взгляде на нее у меня почему-то волосы на спине зашевелились.

Шерсть. Шерсть зашевелилась.

Я поднапрягся, прыгнул вперед, уже пытаясь схватить колдуна за горло зубами.

За руку! За руку надо было!

Проклятый колдун отскочил в сторону, поднес свисток к губам — и свистнул.

Не зря, не зря меня эта поделка одним видом напугала! От свиста, совершенно нестрашного, меня охватил даже не страх — натуральный ужас. Паника. Этот свист выдул из головы все человеческие мысли, оставив одни волчьи инстинкты. Которые дружно завопили мне: «БЕГИ!!!»

И я побежал.

Не помню, как я пронесся по улицам, как выбежал из города, ничего не помню. Я очнулся только посреди леса. Под ногами — мох, вокруг — сосны, где я — непонятно. Даже в какую сторону к городу возвращаться — и то неясно. Не говоря уж о том, как не оказаться застреленным под видом оборотня. Потому что я, мать его, и есть оборотень!

Я поднял к небу морду — так вот, что это за пятно перед глазам мельтешит, это моя вытянутая волчья морда с непривычки так виднеется — и завыл. Самым натуральным волком.

И замолчал.

Никакой реакции, никакого ответа. Между верхушками сосен проплывали по голубому майскому небу веселые белые облачка.

2

Я брел в сторону города. Не знаю, еще, зачем… вернее, знаю — к своим, вместе мы что-нибудь придумаем, как меня обратно из волчьей шкуры раскукожить. Но как им дать понять, что я — это я, а не посторонний оборотень — этого я еще не придумал. Но обязательно придумаю. Смог же я понять, в какой стороне город, верно?

Это, кстати, оказалось не так и трудно, стоило только успокоиться, сесть — хвост этот, блин, еще мешается… — и чуть-чуть подумать. Я, когда от свистка-пугалки рванул — реку не переплывал. Иначе мокрый был бы. А, значит, я все еще на том же берегу Оби, что и город. А, значит, мне нужно выйти к реке — и там я уже сориентируюсь. А река у нас — на западе от меня. А запад — вон там. Не знаю, как настоящие волки ориентируюсь, может, у них где-то компас припрятан, а я — по солнышку. Оно, солнышко, кстати, уже к закату клонится, так что надо бы мне поспешать…

Во-первых — фиг его знает, что там без меня в городе творится. Аглашенка, наверное, убивается… Да и есть у меня подозрение, что сегодня у оборотней период ожидания закончился. И начался период нападения.

А во-вторых — не нравятся мне мои мысли. Не в смысле — содержание мыслей, мол, упаднические они там или, наоборот, чересчур оптимистические, нет. Мне их форма не нравится. Это я передаю их более или менее в приличном виде, а по факту — я сейчас думаю какой-то бежевой прозой. Это так на одном литературном сайте такую манеру письма называли. У них — письмо, а у меня — мысли. Примерно вот такие: «Мысли — не нравятся. Мои мысли. Не содержание. Не упаднические. Не оптимистичные. Не то. Форма — не нравится. Форма мыслей». Похоже, волчий мозг полноценно разум человека все же не вмещает и начинается постепенная деградация. Так что мне в волчьем обличии надолго задерживаться резона нет.

Пока я размышлял своими куцыми мыслями над своими куцыми мыслями