— солнце окончательно село. И, хотя волчьи глаза продолжали чего-то видеть, но в таком зрении я по ночному лесу бродить не собирался. И так чуть в ствол сосны с непривычки не впаялся. Попытался было воспользоваться волчьим нюхом, но быстро понял, что это дело для меня еще более непривычно. Да, запахов я теперь чувствую уйму. В этом-то и проблема. Как их один от другого отличать⁈ Все равно что вычленить одну мелодию из одновременно нескольких десятком играющих. Тут, похоже, тоже привычка нужна, так, за пять минут, не научишься…

Утро вечера мудренее, решил я, и выбрал местечко для ночевки под вывортнем, чтобы, если вдруг дождь, не намокнуть. Не знаю, могут ли волки простыть, и не хочу узнавать об этом на себе. Свернулся клубком, накрылся хвостом, и неожиданно для самого себя уснул.

Превращение в волка, оно, знаете ли, утомляет.

3

Наутро я проснулся с мыслью о том, что утро и впрямь мудренее. Я вспомнил! Оборотни — они как обратно в человека превращаются? Либо через нож, воткнутый в пень перепрыгивают — но меня в волка без всякого ножа превращали — либо… либо через себя перекувыркиваются!

Вот я дурак, давно мог бы человеком стать… С этой мыслью я приноровился и…

И нифига у меня не получилось. Волки, они, как бы, в цирке не выступают и всякие акробатические номера им недоступны. В общем, вместо того, чтобы перекувырнуться — я прост впилился мордой в землю. Поднялся, отплевался, обтер лапами мох с носа — и продолжил попытки.

И с четвертого раза — у меня вышло!

Перекувырнуться через голову — вышло. Превратиться обратно в человека — нет. Облом.

От расстройства я вспомнил даже, что в сказках всякие Финисты-Ясные соколы для превращения об землю бьются. И честно попытался удариться о землю.

Первый раз — ничего.

Второй раз — ничего.

На третий раз, когда я особенно сильно приложился башкой, я увидел, как мимо меня, огибая стволы сосен, прошел натуральный йети. Здоровенный, обросший серой шерстью, на двух ногах… Я понял, что с битьем о землю пора завязывать. А то на четвертый раз я увижу лиловых гоблинов, а на пятый — апостола Петра.

Не решается эта задачка так просто. Не решается.

Я побрел дальше на запад.

И вышел к реке.

И к людям.

4

Хорошая новость — это были мои стрельцы.

Плохая новость — это были мои стрельцы. То есть — люди, вооруженные мушкетами.

И вторая плохая новость — они меня увидели.

Вот что я за волк, блин? Другой бы за километр людей услышал, увидел и унюхал, а я как шел по прямой, так на берег реки и выскочил. И стою такой красивый, на стрельцов смотрю, с расстояния пары десятков шагов. А они — на меня.

Думай, волчара, быстрее соображай. У тебя пара секунд, прежде чем они вскинут ружья и выстрелят. И до деревьев ты добежать уже не успеешь. Надо показать, что ты не просто волк, что ты разумный… да блин! Разумного волка они положат еще быстрее, чем обычного, разумный волк — это оборотень!

Как показать им, что я — не оборотень? Как⁈

Время вышло.

Стволы стрелецких мушкетов начали медленно подниматься…

Думай!!!

Глава 31

1

Я сел на свою мохнатую задницу и быстро перекрестился передней лапой. А потом, для верности, еще раз.

Бороды стрельцов синхронно отвисли. Тот, что стоял справа, молодой, кажись, Филька-Веселуха, еще и мушкет уронил, растяпа. Благо, что мушкет — это вам не пистолет «ТТ», случайно не выстрелит. Из мушкета и специально-то выстрелить — задачка.

Остальные стрельцы бросили быстрый взгляд в сторону неуклюжего коллеги, и перевели его опять на меня. Но стволы своих мушкетов опустили, что радует — значит, мозги мои, хоть и стали волчьими, но соображают еще по-человечьи. Любой намек, что я — разумный, однозначно переводит меня в разряд оборотня. Нечисти. А что может сделать человек, но не может нечисть? Правильно.

Перекреститься.

— Это что, волк — православный, что ли? — спросил тот же Филька и получил подзатыльник.

— Ясно одно — не волк, это, душа христианская в нем… — начал было рассуждать, суд по всему, руководитель группы, Макар, прозванием Волокита. Это я помню точно, не так уж у меня и много стрельцов, чтоб не запомнить их.

Макар, как я уже сказал, начал было рассуждать — за такую манеру долгих и тягучих размышлений его, собственно, Волокитой и прозвали — но его снова перебил торопыга Филька:

— Так он оборотень⁈ Ох ты, лишеньки, сейчас я его… Ай!

— Положи пищаль, Филька, а то опять ударю. Слышал же — душа христианская. Откуда в оборотнях душа-то, подумай своей головой пустопорожней…

А, вспомнил. Этого Фильку Веселухой прозвали не потому, что он постоянно веселится, а потому что дурак, каких поискать, вот всех вокруг и веселит.

Я продолжал сидеть столбом, как какой-то суслик-мутант, размышляя, перекреститься еще раз или это уже будет напоминать клоунаду? Или как вообще о себе напомнить, они там, похоже, про меня забыли уже?

— … бывают такие случаи — колдуны, которых на свадьбу не пригласили, целые свадебные поезда в волков оборачивают. Вот они такими волками всю жизнь и бегают. Не нечисть это, а несчастный человек.

Уф. Алилуйя. Дошло.

— Так, а что теперь с ним делать? Как его обратно в человека-то обратить?

— Про то не знаю, — развел руками Макар-Волокита, — В город надо его отвести, пусть там решают…

Типичное поведение нормального подчиненного. При выявлении проблемы, которую не удается решить своими силами — доложить руководству. Пусть оно думает, у него голова большая и шапка высокая.

— Стойте! — подскочил неугомонный Филька, — У нас же в городе от самого основания свадеб не было! Оборотень это!

Тут стрельцы не выдержали. И Филька получил красивый фонарь под левый глаз. После чего обиженно затих.

— Слышишь, волк, — осторожно подошел ко мне Макар. И, как я заметил, несмотря на все свои рассуждения, подходил он так, чтобы не перекрывать поле обстрела для своих товарищей. Которые стволы-то опустили, а мушкеты наизготовку держат.

Я кивнул. Мол, слышу, слышу.

— В город с нами пойдешь?

Я кивнул. Туда мне и надо. Там много специалистов, там Клава, там Настя, там, в конце концов, отец Савватий. Хоть кто-нибудь, да решит, что со мной делать, как меня в волка закукожили и как меня