Дина снова открыла кошелек и достала еще две пятерки.

— Возьми.

— Добренькая… — Вера криво усмехнулась, но больше ничего не сказала, взяла деньги, сумки и ушла, не поблагодарив и не попрощавшись.

А Дина помолилась вслед о ее несчастных детях, о ней самой, о ее муже… Она представить себе не могла такой жизни… Она не могла представить себе жизни без любви. Ради чего тогда вообще жить?.. И почему одним «везет», а другим — нет?

«Ты правильно ответила Вере», — сказал Внутренний Голос.

«Что ты имеешь в виду?»

«О том, что ты знала, чего хочешь, а чего нет».

«Да, я понимаю… Но и она ведь права: она же тоже не о такой жизни мечтала…»

«Мечтать и делать выбор — далеко не одно и то же».

«Объясни!»

«Я, конечно, объясню… — Голос усмехнулся. — Только ты ведь и сама все прекрасно знаешь. Вот ответь мне: ты чаще следуешь за своим сердцем или за умом?»

«Наверное, чаще за сердцем».

«Мы уже говорили как-то с тобой очень давно на эту тему».

«Напомни мне, пожалуйста».

«Ты как-то сказала, что не всегда тебе нравится исход ситуации, в которой ты следуешь моим советам, зато совесть у тебя чиста».

«Да, помню… И что?» Дина пока не понимала, к чему клонит Друг.

«Теперь, когда ты давно уже не ждешь моих советов в чистом виде, ты руководствуешься своим сердцем. И оно тебя не подводит. Так?»

«Так…»

«А если бы ты делала выбор только умом, не слушая сердце?»

«А-а!.. Кажется, я поняла».

«Ну-ка!» Внутренний Голос часто поступал с Диной так: он помогал ей «усвоить пройденный материал», заставляя повторить его.

«Вера строила свою жизнь только умом: нужно остаться в городе, а значит, «затащить» кого-нибудь в ЗАГС, нужно получить квартиру, а значит, родить двоих, троих детей… Фу, какой ужас!» Дина содрогнулась.

«Да… А ведь ее мечты почти не отличались от того, о чем мечтает любая девушка: муж, дети, благополучие… Не о том ли мечтала и ты?»

«О том же. Только ты забыл одну малость». Дина решила, что настал ее черед объяснить Внутреннему Голосу то, чего он не понимает.

«Какую это?» Внутренний Голос изобразил недоумение.

«Ты забыл любовь! — Она говорила горячо, стараясь донести до собеседника самую суть. — Я мечтала прежде всего о любви, а не о муже! Прежде о любви, а не о благополучии и даже детях!»

Внутренний Голос улыбнулся и погладил Дину по волосам — да, с некоторых пор она физически ощущала любое проявление его чувств.

«Совершенно верно, моя девочка, — сказал он, — в этом-то и есть разница между мечтой и выбором. Мечта — это цель, а выбор — путь. Твой путь — любовь. Это самый надежный, самый благословенный путь».

«Но он так часто бывает тернистым… Почему?»

«И на этот вопрос ты знаешь ответ».

* * *

У брата Коли тоже была своя история любви.

Отработав после института по распределению в Узбекистане — дома он не захотел оставаться ни в какую — и дослужившись там до зама главного инженера строительного управления, прошел по конкурсу на ответственную стройку в Афганистане, правда рангом ниже, прорабом. Сбылась его мечта поработать за границей — не важно за какой. Письма от него приходили регулярно, не слишком редко, не слишком часто — как из пионерского лагеря, где раз в неделю устраивался «день письма», только себе день письма Коля устраивал значительно реже. По всему было понятно, что жизнь у него там интересная и насыщенная. Чем — никто не догадывался, предполагали, что работой и новыми впечатлениями. По крайней мере, в письмах было только об этом.

Когда началась война, от Коли перестали приходить и эти не слишком частые письма. Отец даже хотел, пользуясь своими высокими связями, лететь в Кабул и искать сына. К счастью, не успел — от Коли пришла весть. И пришла окольными путями: письмо принесли не в родительский дом, а Дине.

Оказалось, что Коля в первый же год работы влюбился не без взаимности в афганскую девушку. Ее семья ничего не имела против замечательного советского парня и даже на инаковерие его смотрела сквозь пальцы. Зато сам он проникся сначала любопытством, а потом глубоким уважением к вере своей любимой, стал изучать язык и основы мусульманства. Колю не раз журили за слишком тесные интернациональные отношения с местным населением и грозились выслать на Родину. Но к тому времени, когда Коля уже готов был бросить все: и карьеру, и возможность в обозримом будущем вернуться домой — ради того, чтобы жениться на любимой, началась война. Война, которой Коля не понял, несмотря на пропагандистские объяснения ее причин и необходимости.

Семья его возлюбленной была вынуждена спасаться бегством, и он, не задумываясь, отправился с ними. Обо всех мытарствах Коля не сообщал, написал только, что в конце концов им всем удалось попасть в США, где он останется до лучших времен, а родителям, скорей всего, придет сообщение о том, что он пропал без вести, — как он это устроил, он тоже не написал.

Вот так, подумала Дина, донжуанствовал направо и налево, а полюбил — и прощай все и вся: дом, благополучие…

Родителей Коли они с Костей кое-как урезонили и успокоили, хотя дядя Саша и пытался заклеймить сына предателем Родины. Потом он ворчал уже не зло: «Нас на бабу променял!..» А тетя Ира повторяла только: «Слава богу, живой!»

* * *

«Слава богу, живой!» — думала Дина, меряя шагами длинный коридор.

«Боже, благодарю тебя!..» Она знала, что всегда, даже в самый тяжелый момент, найдется за что поблагодарить Бога, судьбу, обстоятельства…

Еще Дина знала, что смерти нет, — но как же ей оставаться тут одной, без любимого?!..

Нет! Они собирались пожить здесь долго, повидать много и уйти в другую жизнь, «будучи насыщенными днями»! Так же легко и светло, как ушла любимая бабушка Кости, как ушел его отец…

Дина с Костей ссорились не на шутку. Гоша был в школе — при нем они себе этого не позволяли. Хотя ссоры их никогда не переходили на личности, а были связаны с вещами внешними, оба считали, что не должны способствовать закреплению у ребенка установки на то, что серьезные вопросы решаются исключительно на повышенных тонах. Себе же они прощали такую слабость, объясняя ее природным темпераментом обоих.

Сейчас шпаги были скрещены над авантюрным, по мнению Дины, предприятием, которое затеял Миша. Он решил создать кооператив на базе ресторана, где проработал директором уже почти двадцать лет. Правда, в этом как раз авантюрного ничего и не было: Миша, специалист своего дела с таким огромным опытом, мог не сомневаться в собственном успехе, тем более что наступившие перемены в политике и экономике благоприятствовали деловым людям. На радикальный шаг он подзуживал Костю: а именно призывал бросить свое преподавательское поприще с бюджетным нищенским содержанием и пойти к нему в компаньоны.