Глеб дорого бы отдал, чтобы узнать, что же решил Тянитолкай. Возможно, узкая тропа через болото показалась ему удобным местом для решения некоторых давно наболевших вопросов. Один толчок — и неосторожно приблизившаяся Горобец, взмахнув руками, падает в трясину; разобраться с Глебом будет еще легче, потому что он идет впереди и не имеет глаз на затылке. Пока обернешься, будет уже поздно: удар, а может быть, и выстрел в спину, и тебе уже никто не поможет. А Тянитолкаю останется только стоять и смотреть, как они барахтаются, с каждой секундой погружаясь все глубже…

«Да нет, — решил Слепой, — стоять и смотреть он, пожалуй, не станет. Во-первых, это пустая трата времени, а во-вторых, и у меня, и у Горобец есть пистолеты. Нет, не станет он рисковать, а просто снимет с плеча карабин и дважды спустит курок. Он ведь не из тех идиотов, которые толкают длинные речи, наслаждаясь своим триумфом. Пристрелит и пойдет себе тихонечко домой, благо людоед схоронился на другом берегу болота…»

Пробираться на ощупь через трясину и при этом все время ждать выстрела в затылок было очень неуютно. Да ладно, если выстрел… Тогда, по крайней мере, ничего не успеешь почувствовать. Глеб представил себе, как воняющая тухлятиной вода медленно поднимается, заливая сначала рот, потом ноздри, как жадно и неощутимо впиваются в незащищенную кожу огромные, как угри, пиявки, гроздьями виснут на губах, лезут в рот, пробуют на вкус глазные яблоки…

Ему стало совсем не по себе. Он попытался придумать какую-нибудь другую смерть, которая была бы страшнее этой, но решил, что хуже не бывает. Лучше сгореть заживо или быть насмерть забитым сапогами, чем вот так… «А ведь это фобия, дружок, — подумал он, нащупывая слегой место для следующего осторожного шага. — Самая настоящая, без дураков. И ведь никому не расскажешь! Нет, в самом деле, кому я могу об этом рассказать? Ирине? Она спросит, каким это ветром меня занесло в болото, и будет совершенно права. И вообще, не хватало только начать делиться с любимой женщиной своими страхами! А кому тогда — Потапчуку? Да боже сохрани! Старик расстроится, решив, что его агент опять расклеился и вот-вот начнет чудить, как в прошлый раз, когда все это чуть было не кончилось очень плохо… Вот и выходит, что поговорить мне не с кем».

Один раз, где-то между второй и третьей вешками — вернее, теми местами, где они когда-то стояли, — он чуть не упал, угодив слегой в бездну и потеряв равновесие. Он почувствовал, что падает, и понял, что ему ни за что не устоять на ногах. Но тут что-то мощно рвануло его за полупустой рюкзак, остановило падение и держало, пока он снова не обрел равновесие. Обернувшись, Глеб увидел прямо у себя за спиной угрюмого Тянитолкая.

— Осторожнее, композитор, — буркнул Тянитолкай. — Охота с тобой потом возиться…

— Да, нелегкая это работа — из болота тянуть бегемота, — сказал Глеб. — Спасибо, Петрович.

— Не за что, — сказал Тянитолкай. — Не для тебя, дурака, стараюсь. Давай, шевели фигурой, а то меня засасывает.

Глеб молча повернулся к нему спиной и двинулся вперед, к небольшому островку, заросшему чахлыми молодыми березками, подле которого, насколько он помнил, вчера торчала третья, последняя вешка из тех, что были видны с берега. Над болотом лениво колыхался туман вонючих испарений, где-то вдалеке опять заунывно каркала ворона — наверное, та самая. «Надо было пристрелить эту сволочь», — злобно подумал Глеб, по одной вытаскивая ноги из чавкающего, булькающего месива. Мутная вода уже поднялась почти до пояса. На ее поверхности колыхалась бледная ряска и бурые пряди какой-то мертвой травы. Глеб поравнялся с островком. До него было метров десять, и попытки нащупать дорогу в том направлении ничего не дали — слега беспрепятственно уходила в жидкую, лениво расступающуюся грязь.

— Привала не получится, — сказал он, не оборачиваясь.

— Да какой на хрен привал! — злобно проворчал Тянитолкай. — Лично я не успокоюсь, пока не вылезу из этой выгребной ямы.

— Пойдемте, пожалуйста, — жалобно попросила шедшая последней Евгения Игоревна. — Здесь столько, пиявок!

— Еще бы, — негромко, чтобы не услышала начальница, пробормотал Глеб. — Это их естественная среда обитания.

— Гляди, чтобы она не стала и нашей средой обитания, — мрачно произнес обладавший хорошим слухом Тянитолкай. — Ну, куда дальше? Вешек-то нет!

— А я знаю? — огрызнулся Глеб, прекрасно видевший, что впереди действительно нет ничего, что напоминало бы вешку.

— А кто знает? — возмутился Тянитолкай. — Что, так и будем стоять, пока нас тут не засосет к чертям собачьим?

— Пойдемте, пожалуйста! — с мольбой в голосе повторила Горобец и, помедлив, упавшим голосом добавила: — Куда-нибудь…

«Детский, сад, — подумал Сиверов. — Куда-нибудь… Куда? Может, этот гад нарочно вешек понаставил, чтобы нас в болото заманить? А сам сидит у нас за спиной, на твердом берегу, за каким-нибудь бревном — есть там одно, очень удобное, прямо не бревно, а готовая огневая точка, я сам видел, — хихикает, сволочь, в кулак и ждет, что мы предпримем: сами утонем или все-таки вернемся и дадим ему возможность перестрелять нас по одному, как в тире…»

Орудуя слегой, он нащупал впереди себя метр относительно твердой поверхности, прошел этот метр, потом продвинулся еще немного и стал: дальше дороги не было, слега проваливалась в трясину, как в огромный, глубиной с Атлантику, чан с густым молочным киселем. «Какой там еще кисель, — подумал Глеб, тщетно пытаясь отыскать внезапно оборвавшуюся тропу. — Дерьмо, вот на что это больше всего похоже. Славная смерть — утонуть в бескрайней яме с дерьмом…»

Потом он повернул голову направо — случайно повернул, безо всякого умысла, — и увидел вешку. Она стояла метрах в двадцати от него, справа, и идти к ней нужно было почти под прямым углом к прежнему направлению движения. До сих пор вешку скрывал островок, зато теперь она была видна как на ладони. «Лучше бы мне ее не видеть, — подумал Глеб. — Ну и зрелище!»

— Есть вешка, — не оборачиваясь, сообщил он своим спутникам. — Сейчас пойдем. Только, пожалуйста, без нервов.

— С чего это мы станем нервничать? — ворчливо осведомился Тянитолкай.

Глеб не ответил — он искал тропу. Сначала ему показалось, что тропы нет, но вешка маячила впереди, ее ни с чем нельзя было спутать, а значит, дорога все-таки была — ведь прошел же здесь тот, кто установил вешки! Потом конец слеги уперся во что-то твердое примерно в полуметре от ног Сиверова.

— Осторожно, — сказал он, — здесь надо перешагивать. Делай, как я.

Он шагнул так широко, как позволяла ему облепившая ноги вязкая дрянь, и утвердился на скользкой кочке. Дальше снова была яма без дна, а за ней — новая кочка.

— Да, — сказал Глеб, — это не Новый Арбат.

Он снова шагнул вперед и услышал, как Тянитолкай с шумом перебрался на только что оставленную им кочку. Потом тезка Сиверова охнул и вполголоса выругался скверными словами — он увидел вешку, и это зрелище не оставило его равнодушным.