Итак, в обоих документах, подшитых к его делу без каких-либо комментариев, речь идёт о том, что Антон Барак находится в рядах армейских структур. Жена пишет о «Красной Армии», кадровик – об «НКО» (что, как мы помним, в СССР значило не нынешнее «НКО – некоммерческая организация», а «НКО – наркомат обороны»). Иными словами, про группу «Кофе» мы можем с высокой степенью вероятности предположить, что это была уникальная межведомственная бригада, собранная совместно военным ведомством и НКВД (этот наркомат, как мы писали, мобилизовал чету Вагнеров).

Что ещё нам известно об Антоне Бараке? Сам о себе он сообщал, что родился 4 июня 1906 г. в Вене, единственный ребенок в семье[526]. Отец – «чернорабочий, раньше работал кучером в одном пансионе, затем подручным у кузнеца». Мать работала прачкой, потом домохозяйкой[527]. Сам по специальности – механик. Еще точнее – механик-сварщик[528]. Работал в Австрии на заводах «ФИАТ» и т. п.[529]

Хотя в документах РГАСПИ он проходит как шуцбундовец, по австрийским источникам он вышел из Шуцбунда еще в 1927 г.[530] Тем не менее он был участником австрийских событий февраля 1934 г. и вместе с остальными прибыл в Советский Союз «первым транспортом Шуцбунда 23 апреля 1934-го из лагеря эмигрантов в Брно»[531].

Антон Барак (четвертый слева) в Москве[532]

Минимум, поначалу в Москве ему, похоже, очень даже понравилось. Характерная фраза из его автобиографии: «Слыхал, что моя мать использовала мои письма из СССР для ведения пропаганды за наше общее дело»[533]. Про СССР он пишет, что «там я мог развивать мои способности, это была основная для меня задача»[534]. Правда, в отличие от Вагнеров Барак пошёл исключительно на производство: уже с 4 июня 1934 г. вышел на московский завод «Динамо» (где проработал по 15 октября 1936 г.[535] и, как он сам пишет, «был ударник и стахановец»[536]).

Известные нам его псевдонимы – «Густав Хоффман» (вот откуда «группа Гофмана» в официальной истории СВР), «Антон Болен» и «Пауль Венцель». Под последним именем он в 1936–1938 гг. был в Испании[537].

Там, на Пиренейском полуострове, Барак – политрук взвода XIII бригады[538]. Об этом периоде его жизни в справке коминтерновских кадровиков Вилкова и Казмерчука сказано, что он «очень надежный и предан партии». Правда, в первом же своём бою на Рождество 1936 г. он был ранен в руку под Триуелем, а в июле 1937 г. под Романильос – в живот, после чего был признан непригодным для фронта[539]. До конца марта 1939 г. он жил под прикрытием французской компартии в Руане, где на бланках некоего заведения по адресу ул. Руэн, дом 21 подробно описал, что с ним было в Испании.

Из идеологического: «Троцкисты – предатели интересов рабочего класса и агенты фашизма. В Испании я видел много примеров, подтверждающих мое мнение», а «находясь 3 месяца в мадридском госпитале в доме выздоравливающих, я вел политработу в группе немецкого языка»[540]. Из того, что ему пришлось пережить как солдату: «несмотря на советы врачей остаться в госпитале, я предпочел вернуться в роту», «вступил в 11 бригаду, [но санитарный] поезд подвергся бомбардировке со стороны фашистской авиации, в результате [чего] 10 человек были убиты и 3 – ранены», «я остался с ранеными товарищами. 23 июня 1938 г. я перешел французскую границу»[541].

Ну, где тут намёки на грядущее предательство?! Наоборот: верный идеологический боец и стойкий воин.

А вот то, что после Испании состояние его здоровья желало быть лучшим, – действительно очевидно. Вернувшись в Москву, он стал получать пособие от Комитета помощи испанскому народу[542], хотя и не получил пенсию по инвалидности, и ему пришлось вновь работать сварщиком[543].

При этом жил в номере 6 гостиницы «Советская»[544] – безусловно весьма престижный адрес.

И здесь в нашей истории появляется ещё одна… дама.

Нет, она не была еще одной «нелегалкой наоборот». Но она была безусловно удивительной женщиной – хотя, конечно, если читать соответствующие документы в РГАСПИ, не зная особенностей советской жизни, то на первый взгляд всё, касающееся её, кажется глубоко формальным.

Почитаем.

Антон Барак пишет о своей избраннице так, как это было принято в ту эпоху: «Марина КОСЯК /подруга, будущая жена/ работает стенографисткой. Посещает вечернюю школу. Какова её зарплата, я не знаю. Она кандидат партии в СССР»[545]. Ну, какая тут романтика?!