— Это правда, — соглашаюсь я.

— Скучно, — говорит Лали и встает с кубистки. — Вы — грядка овощей. Дайте мне затянуться.

— Я думала, ты никогда не попросишь, — отзывается Мышь, передавая ей сигарету.

— Ты точно хочешь покурить? — спрашиваю я, поддразнивая Лали. — Последний раз, когда ты курила, ты съела полкило бекона. Сырого. Помнишь?

— Он был не сырой! — восклицает Лали. — Боже, Кэрри. Почему ты вечно все выдумываешь?

— Потому что это смешно?

Нас шестеро: Уолт, Мэгги, Мышь, Лали, Питер и я. Мы сидим без дела в старой комнате отдыха над гаражом Мыши. На дворе — канун Нового года, а мы самодовольно поздравляем друг друга с тем, что мы настолько круты, что нам лень идти на праздник. На самом деле, нет и праздника-то такого, куда нам бы хотелось отправиться. Есть танцы для пожилых людей в «Кантри-Клаб» — «мертвечина», как сказала Мышь. Есть еще ночь кино в библиотеке — «Высоколобые консерваторы, которые хотят казаться интеллектуалами», как сказал Уолт. Есть еще пафосный обед у Синтии Вианде, на который девушки должны прийти в длинных платьях, а мальчики — в арендованных смокингах. Они там, по всей вероятности, будут пить детское шампанское и прикидываться взрослыми. Однако туда приглашены только двадцать самых близких и дорогих друзей, если, конечно, уместно говорить о двух Джен и Донне ЛаДонне как о задушевных людях, способных на дружбу. Никто из нас в этот круг не входит, только Питер получил в последнюю минуту приглашение от Синтии, да и то потому, что ей понадобился «еще один мужчина». Чтобы Питеру не досталась такая незавидная роль, мы решили собраться у Мыши, чтобы курить травку, пить коктейли «Белый русский» и делать вид, что мы не неудачники.

— Эй, — говорит Питер Мэгги, постукивая по пустой банке. — Еще одному мужчине нужна еще одна баночка пивка.

— Еще один мужчина может и сам сходить, — отвечает Мэгги, хихикая. — Разве еще один мужчина не для этого? Чтобы делать лишнюю работу?

— Как насчет еще одной женщины? — спрашивает Лали. — Почему никому не нужна еще одна женщина?

— Потому что «еще одна женщина» — это любовница.

— Или третье колесо, — добавляет Мышь.

Я кашляю и сползаю со старого доброго кресла, на котором отдыхаю уже час.

— Кому-нибудь еще принести выпить? — спрашиваю я, глядя на Мышь.

Она пожимает плечами, давая понять, что сказала то, что сказала. Если Лали и обиделась, то вида не показывает.

— Мне, и можно двойную порцию.

— Сейчас сделаю.

На старинном ломберном столике стоят бутылки с разнообразными алкогольными напитками и пластиковые стаканчики. Есть и пакет со льдом. Я смешиваю коктейли в двух стаканчиках. В тот, который предназначен для Лали, я наливаю чересчур много водки, так что ее коктейль получается слишком крепким, что, впрочем, можно сказать и о моих чувствах, по отношению к ней. С тех пор как Себастьян рассказал мне о том, что это Лали украла мою одежду, я держу на нее зуб. Мы вместе посмеялись над тем случаем, но какое-то напряжение между нами осталось, оно висит, словно одинокое облако на залитом солнцем небосклоне. Так бывает: смотришь вверх и понимаешь, что гроза может разразиться в любую минуту.

— Когда возвращается Себастьян? — спрашивает Лали с хорошо разыгранной незаинтересованностью, и этот вопрос может быть с ее стороны всего лишь реакцией на высказывание Мыши по поводу «третьего колеса». Ведь она знает, что каникулы, которые Себастьян проводит со своей семьей, заканчиваются завтра. И ей, конечно, известно, что на воскресенье запланирован поход на концерт «Ацтек Ту-Степ» в «Шабу Инн». Она все время только об этом и говорила, только сейчас сменила тему.

— Завтра, — отвечаю я, делая вид, что мне это безразлично. Лали совершенно необязательно знать, с каким отчаянием я считаю дни, оставшиеся до возвращения Себастьяна. В уме я проигрывала сцену встречи много раз: он подъезжает к дому в своем желтом «Корвете», я бегу к нему, а Себастьян заключает меня в объятия, страстно целует и приговаривает: «Я люблю тебя». Есть один нюанс. Когда я проигрываю сцену, вместо себя я вижу Джулию Кристи из фильма «Доктор Живаго». Мне двадцать с небольшим лет, у меня темные волосы, а на голове шляпка из меха белого горностая.

— Сколько времени? — внезапно спрашивает Уолт.

— Пятнадцать минут одиннадцатого.

— Не уверена, что досижу до двенадцати, — стонет Мэгги капризно.

— Ты обязана это сделать, — настаиваю я. — Если уж мы неудачники, это не значит, что и слабаки тоже.

— Говори за себя, — отвечает Уолт, берет бутылку водки и делает большой глоток.

— Уолт, это слишком много, — ворчит Мэгги.

— Ты никогда не говорила так, когда мы целовались, — парирует Уолт.

— Эй! — кричит Питер, вскакивая на ноги и делая боксерскую стойку. Он машет кулаками, нанося воображаемые удары в голову Уолта.

— Да ладно, расслабься, друг, — говорит Уолт, глядя на меня и делая еще глоток из горлышка.

— Дать тебе стакан?

— Нет.

Уолт ставит бутылку на стол и хлопает в ладоши.

— Итак, слушайте все, — громко заявляет он. — Я должен сделать заявление.

Черт, вот оно. Момент, которого все мы ждали, настал. Я быстро окидываю взглядом Мышь и Мэгги. Мышь кивает в знак одобрения, глядя на Уолта, как на пятилетнего ребенка, который только что показал карандашный рисунок, где изображена его семья, Мэгги закрыла руками рот и смотрит то на Мышь, то на меня бешеными глазами, словно надеясь, что мы подскажем, что ей делать.

— Ты поступил в Пенн[15], — предполагает Питер.

— Нет.

Я сдвигаюсь туда, где Уолт не может меня видеть, прикладываю палец к губам и делаю гримасу, предостерегая Мэгги от каких-либо высказываний.

— Эй, что происходит? — спрашивает Лали, поймав мой взгляд. — Ты получил место менеджера в закусочной?

— Да типун тебе на язык, — отвечает Уолт.

Я раньше не слышала, чтобы он так говорил. Вероятно, фраза почерпнута у Рэнди.

— Сюрприз гораздо интересней, — говорит Уолт, слегка покачиваясь. — Я собирался дождаться полночи, но есть подозрение, что к этому моменту я уже буду в отключке.

Уолт оглядывает комнату, чтобы удостовериться, что он привлек всеобщее внимание. Затем продолжает, и кое для кого его слова посильнее разрыва бомбы.

— Для тех, кто еще не понял, я теперь официально гей.

На мгновение в комнате воцаряется молчание, словно каждый решает, как ему реагировать на заявление Уолта, вне зависимости от того, знали они об этом или нет. Молчание прерывает сдавленный смешок Лали.

— И это все? — спрашивает она. — Ты гей? В этом сюрприз?