и все так обернулось. А затем Сирша жестом показала длинный хвост, и Циглер сразу узнал Варана.

– А жена? – глухо продолжил Эрик, решив узнать всю правду от начала до конца. – Он и ее убил?

Сирша беспомощно покачала головой, не зная, как сказать. В ее глазах читалась вселенская тоска, и Эрик понял – случилось что-то по-настоящему плохое. Возможно, граф убил ее, а может быть, она добровольно лишила себя жизни, суть одна. Граф остался один. Почему же он не женился снова? Циглер пригляделся к темным цифрам в левом нижнем углу. Написан девятнадцать лет назад. Портрету столько же, сколько Эрику Циглеру, надо же. Даже если семья погибла не так давно, у графа была возможность продолжить род.

– А я все думал, что он просто помешался на грибах, – невесело усмехнулся Циглер и вернул ткань на место. – Давай искать камень. Он должен быть где-то здесь.

И тут, будто в ответ, письменный стол графа со скрипом подвинулся в их сторону. Щели между ящиками светились голубым.

Эрик невольно закрыл собой Сиршу и создал над головой несколько огоньков, готовых атаковать неприятеля. Стол больше не шевелился, свет внутри потух. Показалось?.. Циглер что, тоже сходит с ума?

– Нам лучше отсюда уйти, – произнес он и попятился к двери, все так же прикрывая Сиршу собой. – Пока не слу…

БАХ! Стол взорвался, залив комнату голубым светом. Звук ударил по барабанным перепонкам, а затем резкая боль прошила левую часть лица, которую он едва смог прикрыть сломанной рукой. Вдруг потемнело, боль с каждым мгновением становилась лишь сильнее, Эрик Циглер ничего не видел, вообще ничего, черт, да что же это такое?! Он потерял Сиршу, не мог нащупать ее руку в этой кровавой немой темноте, где она, где же….

Эрик нашел рукой стену и осторожно оперся о нее, чтобы перевести дух. Сейчас он придет в себя и отыщет Сиршу, с ней ведь не могло случиться что-то плохое, он ведь закрыл ее собой. Боль проникала в его левый глаз все глубже и глубже, отзываясь в затылке. Что-то попало в него, какой-то осколок, может быть, щепка… Вот же черт, черт, черт, черт! Эрик попытался проморгаться, но веку что-то мешало. Дрожащими пальцами он нащупал осколок дерева. Черт-черт-черт-черт!.. Еще повезло, что он не добрался до мозгов, а то бы точно все! Надо его вынуть, ведь совсем ничего не видно!

Эрик Циглер собрал все свое мужество и, уже плохо соображая от боли, выдернул щепку. По его черепу словно ударили кувалдой. Эрик взвыл. По щеке хлынуло что-то горячее и липкое, мир снова превратился в пульсирующую багровую тьму.

И в этом помутнении, тошнотворном, будто кислая кровавая каша, он расслышал стремительно приближающиеся шаги.

– Циглер, какого черта! – раздался над головой голос капрала. – Что ты здесь устроил? Что с твоей мордой?!

– Сирша… – прохрипел Эрик, зажимая потерянный глаз здоровой рукой. – Сирша, где она? С ней все хорошо?

– Господи! – позади раздался еще один голос. Орин. – Что ты с ней сделал?!

Капрал схватил его за плечи и помог встать на ноги.

– Это Цефи, – просто ответил Эрик Циглер и попытался открыть здоровый глаз. – Она… взорвалась… и…

– Да что ты несешь? Что за чушь ты порешь?! – закричал Орин истерично, и Эрик понял, что с Сиршей случилось что-то очень плохое. А он ничего не видел! – Бедная моя девочка, бедная, бедная моя девочка! Боже мой, что он с ней сделал?! Боже мой! Кто в здравом уме на такое способен?! Уби…

– Захлопни пасть, – огрызнулся на него капрал и помог Эрику перевязать кровоточащую рану на месте глаза. – Циглер не виноват.

Убийца?.. Он хотел назвать его «убийцей»?..

– Не виноват?! – продолжал кричать Орин. – А кто ключ у меня спер?! Кто ее сюда притащил? Только он мог!

«Почему они кричат друг на друга, а не помогают Сирше?» – бессвязно думал Эрик.

– Хватит горланить, я сказал, – рыкнул Шакал. – Лучше зови лекаря! Он-то у вас есть?

– Лекарь живет в деревне внизу, – мрачно отозвался тот. – Я пошлю за ним, но он прибудет только через несколько часов.

– Отлично, хоть какая-то от тебя польза.

Шаги поспешно удалились. До Эрика донеслись угрозы Орина в сторону остальных слуг и требования, чтобы те ни в коем случае не подходили к кабинету, пока он не скажет.

– Циглер, стоять можешь? – Капрал все еще держал его за плечо, словно боялся, что тот повалится на пол, как мешок с картошкой.

– Сирша, – лишь смог проговорить Эрик. – Где Сирша?

– Циглер… – капрал мешкал, но затем все же произнес фразу, врезавшуюся в мозг, как ледяной гвоздь: – Мне очень жаль.

Что он сказал?..

Волна холода прокатилась по всему телу Циглера, за ней последовала волна жара. И снова, и снова они сменяли друг друга, мгновение за мгновением возвращая его в настоящее. Боль в левой глазнице стала не такой уж и важной, наконец он смог ее побороть и разлепить второй глаз, из которого тут же хлынули слезы. Когда Эрику удалось вернуть себе зрение, перед ним предстало удручающее зрелище. Всюду щепки, шкаф с черепами обвалился, содержимое валялось на полу, затерявшись в мусоре. Портрет графа лежал на полу, полотном вниз, и слегка дымился. Стены же, как шкуру дикого кота, украшали разводы копоти.

Но где же… Сирша… Голые ноги, такие белые, словно из миртовского мрамора, покоились на полу, едва прикрытые тяжелой тканью портьер. Кто-то сорвал их и укрыл ее тело, будто…

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет!..

– Сирша? – слабо позвал Эрик и оттолкнул от себя капрала. Тот не стал сопротивляться. – Сирша, ты…

– Циглер, она… того, – сочувствующе отозвался Шакал. Видимо, сказать слово «мертва» не решался. – Что здесь у вас случилось?

Его голос доносился до Эрика как будто издалека. Тело, укрытое прожженной портьерой, было единственным, что в этой жизни имело значение. Его не интересовал граф, не интересовал наместник, будь он проклят, даже конечная смерть всего сущего не вызывала в нем ничего, кроме чувства удушающей пустоты. Впервые в жизни Эрику Циглеру, магу по кличке Щен, хотелось умереть.

– Циглер, я должен знать, что случилось, – настойчивее повторил капрал. – Иначе не смогу тебе помочь.

О чем он говорит? Слова, выскакивающие из его пасти, были полной бессмыслицей. Эрик опустился на колени рядом с Сиршей и коснулся ее тонкой, покрытой нежным пушком, щиколотки. Она оказалась ледяной.

Сперва Эрик не поверил и с удивлением уставился на свою розовую ладонь, покрытую трещинами и мозолями. С ним