В конце концов покорившись судьбе, он просто закрыл глаза – лишь бы не видеть направленных на него враждебных взглядов.

– Думаешь, он тоскует по родным местам? – шепнула Лиса на ухо Орландо, когда храп Хидео слился с храпом двух женщин.

– Лиса, Хидео взрослый человек, – шепнул в ответ Орландо. – Он сам в состоянии решать за себя. И думаю, он рад защищать тебя.

Да, наверное, это так.

– Он рассказывал тебе, почему перестал заниматься борьбой? – прошептала она, когда на лице спящего Хидео ей опять привиделась печаль, которую оставила там черная роза на рынке в Джахуне.

Орландо долго молчал, словно сомневался, не выдает ли тайну, которая принадлежит одному Хидео.

– А этого и не требовалось, – сказал он наконец. – Я помню не только его поединок. Несколько месяцев спустя одному очень одаренному молодому борцу в Нихоне запретили заниматься этим искусством, потому что он сделал у себя на груди татуировку в виде Лунной бабочки.

Лиса недоуменно смотрела на него.

– Хидео влюбился, – шепнул ей на ухо Орландо. – В Нихоне Лунная бабочка символизирует любовь. Священным борцам любовь запрещена, вот его и выгнали с позором. Но раз он сделал татуировку бабочки, видимо, эта любовь много для него значила.

Одна из женщин, открыв глаза, принялась разглядывать Орландо так недоверчиво, словно знала, что временами он оборачивается гусем, и он замолчал.

Лиса заметила бабочку, но не спросила про нее у Хидео. Дилижанс, подпрыгивая на грунтовой дороге, сотрясал их сильнее, чем волнение на море, а она все не могла оторвать взгляд от лица своего защитника. Тебе не кажется, кицунэ, что мир жесток? Иногда он наказывает даже за любовь. Драконы Хидео не смогли защитить его, но, может, они и придали ему сил вытатуировать на коже бабочку. Может, в конечном счете любовь сильнее страха? Много лет назад Лиса с Джекобом искали пальто, которое один принц заказал у волшебницы-портнихи, чтобы с его помощью превратиться в женщину и получить возможность быть с тем, кого он любил. В Индии, по слухам, даже есть озеро, где двое любящих могут слиться в единое целое. Лиса погладила живот. Тебе не кажется, кицунэ, что мир жесток? Как много от чего нужно защищать свое дитя.

Две женщины сошли в какой-то деревне, ее жалкие домишки теснились в мрачной долине. Дорога оттуда вилась дальше наверх вдоль густо поросших елями горных склонов и едва виднелась во тьме. Лиса уже задавалась вопросом, как ее находят лошади, когда вдруг из ночи вынырнули огни и очертания высоких древних стен. Рыночную площадь, где кучер остановил лошадей, окружали дома, построенные явно не бедными крестьянами, и все же Лису охватила печаль, какую она испытывала во многих местах, подвергшихся забвению.

Орландо бойко обменялся с кучером парой фраз. Италийский, парси, варягский, могольский… С Хидео он свободно беседовал на нихонском! Нет. Все эти языки в одной голове не удержать. Разве что…

– Орландо Теннант! – шепнула Лиса ему на ухо, пока кучер сбрасывал с крыши их сумки. – А колечко-то у тебя на пальце, часом, не вавилонское?

Орландо, крикнув кучеру несколько слов на прощание, взял у нее из рук сумку.

– Очень жаль, что ты охотница за сокровищами. Тебе слишком легко определить, что всеми своими талантами я обязан магическим вещам!

Хидео, зябко поеживаясь, стоял рядом с каретой и разглядывал дома на скудно освещенной площади. Ночь стояла холодная, а над крышами обе луны роняли свет на заснеженные вершины гор, окружающие город, будто волны окаменевшего океана. В виде поблекших росписей горы были и на фасадах домов, и на сводчатых галереях, обрамляющих площадь и улицы.

– Как красиво, – пробормотал Хидео. – Очень красиво и совсем по-другому. – Бросив взгляд на четырехугольную башню, что пронзала небо рядом с гостиницей, он сосредоточился на булыжной мостовой у себя под ногами и на собственной тени, которая ложилась на серые камни в свете фонаря.

– Моя тень падает на камни чужих стран, – пробормотал он. – Наш учитель боевых искусств утверждал, что это крадет душу.

– Значит, этот учитель не был мудр, друг мой. – Орландо положил ему руку на широкие плечи. – По моему опыту, каждое новое место раскрывает нам еще одну область нашего сердца. Так, словно внутри у нас целый мир и нужно только его постичь.

Хидео серьезно кивнул, как делал всегда, если считал что-то заслуживающим внимания.

– Этот учитель был мастер выдавать глупость за мудрость, Теннант-сан.

Лиса чуть было не спросила его о Лунной бабочке, но тьма в этом городке пробуждала в ней бдительность и напоминала, зачем она приехала в Грунико.

* * *

Долгая дорога в карете ужасно вымотала их, и ей легко удалось убедить Орландо и Хидео, что она только утром собирается отправиться на поиски ольхового эльфа, которому Грунико обязан своим названием. Орландо и Хидео спали в комнатах слева и справа от нее, и Лисе не пришлось долго ждать, пока там все стихнет.

Лиса проскользнула мимо юноши, всучившего им ключи от номеров с такой кислой физиономией, будто заселяться после наступления темноты считается верхом бесцеремонности. Тот спал, уронив голову на журнал регистрации.

Улочки были безлюдны, но она обернулась лисицей только на кладбище при старой церкви: стены его защищали от любопытных взглядов. На многих надгробных памятниках были вырезаны символы, предохраняющие от темной магии, а кое-где на могилах лежали засушенные цветы, призванные оберегать от деткоежек. Всем известно, что некоторые ингредиенты для своих зелий они собирают на кладбищах и опасность угрожала даже мертвым. Лиска, о Лиска! Ольховый эльф хочет только твоего ребенка. Пойдем со мной, и я отпущу остальных.

Когда Лиса кралась назад в переулки, со стены взлетели две вороны, но тени они отбрасывали птичьи.

Да, Грунико был мрачным местом. Зло чудилось Лисе в тени каждого дома и под каждым гнущимся на холодном ветру деревом. Час за часом Лиса бродила по дворам и улочкам, не чуя серебряный след, уже хорошо ей знакомый, но наконец наткнулась на здание, казавшееся достаточно древним, чтобы быть построенным до проклятия фей. Украшающая фасад каменная резьба, пусть и тронутая временем, свидетельствовала о большом богатстве, а вокруг окон вились вырезанные в камне розы, и на лепестках у них еще сохранились остатки серебра. Закрытые ставни тоже были серебряные, только почернели от времени. На стене, огибающей сад рядом с домом, Лиса нашла трухлявую доску, в которую кто-то серебряными гвоздями вколотил силуэт дерева. Доска указывала на дорогу, ведущую к высоким соснам, какие росли повсюду на горных склонах, и вьющуюся дальше и дальше вглубь все более густого леса. Прошло немного времени, и лисица учуяла серебро. Запах был очень слабым, не то что в крепости Воина или поблизости от Тосиро, но сомневаться не приходилось: это он, тот самый.

Как ты собираешься заплатить ольховому эльфу, Лиска, если он все еще внутри дерева? И почему она не озадачилась этим вопросом раньше? Кажется, Грунико не похож на того, кто покажет ей дорогу ко дворцу Игрока, не потребовав за это какую-то плату. Что, если он, как и Тосиро, почувствует ее беременность и запросит ту же цену, что и Игрок? Нет. Это неправильные мысли. Важно лишь то, что она напала