Расплатившись серебром Игрока, он вышел из ресторана, чтобы ждать между стоящими у входа пролетками. Джон Бесшабашный появился на улице с довольным видом – следствие самовлюбленности и достигнутого успеха. Очевидно, бизнес шел хорошо. Одна из официанток по секрету сообщила Уиллу, что в этот вечер его отец угощал двух производителей оружия, чьи ружья несли цивилизацию на дикие просторы Запада.

Джон Бесшабашный решил возвращаться в гостиницу пешком. Может, Розамунда Земмельвайс влюбилась в него, потому что он с избытком обладал теми качествами, каких не было у нее? Эгоцентризм, бесстыдство и безответственность… неужели все это ее и привлекло? Уилл следовал за бросившим мать мужчиной по ночным улицам другого мира, мимо освещенных окон, за которыми, казалось, царили счастье и покой, и ему чудилось, что мать рядом. Ребенком Уилл часто представлял себе, как живется за такими окнами – в комнатах, где звучит смех, с родителями, одинаково любящими его и друг друга. Когда Джекоб стал приносить Уиллу вещи из своих путешествий, тот иногда клал их матери под кровать: а вдруг они из тех волшебных вещей, про которые брат так часто рассказывал, и смогут вернуть ей человека, чье отсутствие делает ее такой несчастной? А потом, однажды вечером – Уилл вспомнил это необыкновенно явственно, когда свет газовых фонарей вычертил перед ним в чужой ночи силуэт Джона Бесшабашного, – его беспомощное желание вернуть отца превратилось во что-то иное, темное и неуправляемое, вроде зверя, у которого от ночных рыданий матери выросли клыки хищника. Чтоб он сдох! Сдох! С каким потрясением смотрел на своего нежного маленького братика Джекоб, когда тот впервые пробормотал эти слова… Джекоб обвинял мать в том, что вырос без отца, а вот Уилл с того самого вечера мечтал лишь об одном: чтобы отец никогда не возвращался и чтобы мать наконец забыла его.

Джон Бесшабашный остановился. От сигареты, которую он закурил под фонарем, исходил запах эльфовой пыльцы.

Уилл окинул взглядом улицу. Она была безлюдной – только он и человек, чью фамилию он носил, хотя ему всегда хотелось иметь какую-нибудь другую. Вот если бы тут оказался Джекоб! После их ссоры в Какее Уилл впервые поймал себя на этом желании. Что сделал брат, когда он не вернулся из крепости? А что подумал Неррон?

Он пересек улицу.

Фонарь, под которым стоял отец, рисовал на тротуаре светлый круг, а сигарета, которой он с наслаждением затягивался, наполняла ночь запахом сгоревшего табака и эльфовой пыльцы. Уилл остановился на краю светового круга, сливаясь, как учил его Неррон, с тенями ночи. Он чувствовал, что сквозь кожу прорастает нефрит.

Джон Бесшабашный удивленно поднял голову.

Нет, он не узнавал своего сына. Уилл давно уже не мальчик, оставленный им вместе с матерью в другом мире.

Хотя…

Плечи в сшитом по мерке пиджаке расправились. Мутные от эльфовой пыльцы глаза обнаружили сходство Уилла с матерью. Стало быть, неверный супруг, по крайней мере, до сих пор помнит ее лицо. Но воспоминания не возвращают любовь. Вина… Уилл видел, как она распространяется по лицу Джона Бесшабашного подобно сыпи, и ему подумалось, что он впервые понимает, от чего сбежал отец.

От слишком сильной любви. Любви, которой он не заслуживал…

Это казалось до ужаса знакомым, и, нанося удар человеку, которого всегда хотел увидеть в крови с тех пор, как услышал плач матери, Уилл понимал, что бьет самого себя.

Джон Бесшабашный бойцом не был. Он попытался бежать. Плохое решение. Нефритовому сердцу Уилла доставляло большую радость разбить лицо, улыбавшееся ему с фотографий в комнате матери – с нескрываемой издевкой над тем, как младший сын беспомощно ее боготворит. Меня она любит больше, дурачок, – нашептывали фотографии. — Вся твоя щенячья любовь не в силах меня заменить.

Уилл опустил кулаки. Вместо того чтобы защищаться, человек у его ног скорчился как эмбрион. Это было слишком просто. Отступив назад, Уилл вытер о пиджак окровавленные руки, напрасно ожидая, что наступит чувство освобождения, что так часто рисовалось в его воображении. А вдруг кто-нибудь однажды изобьет и его за боль, причиненную им Кларе?

Однако у Джона Бесшабашного хватило смелости подняться на ноги. У него на лбу большими буквами было написано: да, я трус, такую уж дурную шутку сыграла судьба, и приходится с этим жить.

– Ну наконец-то! – тяжело дыша, воскликнул он, белоснежным платком вытирая кровь с губ и носа. – Меня удивляет только, кто из моих сыновей взял на себя эту задачу, но я действительно рад, что это наконец случилось. Ты даже представить не можешь, как часто я мечтал, чтобы твоя мать подняла на меня руку или хотя бы запустила в меня чем-нибудь. – Он сплюнул на ладонь зуб и тихо рассмеялся. – Мне следовало бы знать! Я был уверен, что однажды ночью меня где-нибудь подкараулит Джекоб, а ведь ты куда более совершенный ангел мести. Ангел с лицом Розамунды и кожей моих врагов. – Он сунул зуб в карман. – А что это за камень? Вот не думал, что ты заражен проклятием феи!

Уиллу все еще хотелось его ударить.

Из дома напротив вышел человек с собакой. Нормальные люди… так он в детстве называл всех остальных. Нормальные и счастливые… «Никаких нормальных людей не существует, Уилл», – сказала Клара, когда он признался ей, что ребенком мечтал быть такими, как они. Воспользовавшись появлением постороннего, отец сбежал от него.

Уилл дал ему уйти.

Хромая прочь, Джон Бесшабашный еще несколько раз оглянулся, но вскоре уже исчез в ночи, а Уилл, прислонясь к фонарному столбу, наблюдал за тем, как нефрит на тыльной стороне ладони вновь уступает место человеческой коже.

На другой стороне улицы подъехала карета Игрока. Кучер кивнул ему и, спустившись с облучка, открыл дверцу.

Уилл пересек улицу и сел в карету.

39

Серебряный след

Ломбардия находилась в состоянии войны с западными соседями. Не более чем в ста милях отсюда горели деревни, но в сонном порту, где сошли на берег Лиса с Хидео и Орландо, этого совсем не ощущалось. Источники Орландо утверждали, что гоилы поддерживают Ломбардию войсками человекогоилов, чтобы заполучить страну в союзники.

– А как ты собираешься объяснить Мехмеду Великолепному, что лучший его шпион отправляется в какой-то богом забытый городишко в Тироле, известный лишь своим темным прошлым? – спросила Лиса, когда Орландо неожиданно сообщил, что поедет с ними в Грунико.

– О, мне даже врать не придется, – ответил он. – Пару недель назад у султана случилась стычка с одним князьком. Тот называет себя Аполло и все больше укрепляет влияние в Африке. Говорят, у него по шесть пальцев на каждой руке и подозрительно обширные сведения об одном предке Мехмеда, который жил больше тысячи лет назад и правил в некоторых областях Алькебулана. Подозреваю, что скоро все шпионы мира получат задание побольше разузнать об ольховых эльфах.

Дождь лил как из ведра, когда они втиснулись к двум другим пассажирам в дилижанс, направляющийся в Грунико. Обе женщины разглядывали Хидео с таким видом, будто к ним подсел сам дьявол. Хидео изо всех сил старался не занимать слишком много места, однако при его комплекции это было бесполезным занятием.