– Конечно можно. Через минуту я принесу кофе. Вы можете подождать в столо…

– А можно поесть здесь? – перебила я женщину.

Она поморщилась.

– Здесь?

– В этом есть какая-то проблема? Я не хочу создавать вам неудобства.

– Проблема? Нет, сеньорита. Конечно, в этом нет никакой проблемы. Просто хозяева тут не едят, – объяснила она.

– Так это же отлично! Я тут никому не хозяйка! – Рассмеявшись, я отодвинула стул, беря кусочек пирога с большой тарелки на столе. – Хм-м-м! – пробормотала с набитым ртом.

Мадалена подала мне чашку и потом налила туда парующий кофе.

– Хотите чего-нибудь конкретного? – Она с любопытством смотрела на меня.

– М-м-м-м. – Я проглотила пирог. – Нет. Пирога с кофе достаточно. Честное слово, это просто отлично! – Я откусила еще кусочек, обмакнув его в отруби.

Мадалена засмеялась и опустила голову.

– Знаете, а сеньоре Кларк тоже так нравилось. То есть пирог с кофе. И очень часто, когда муж путешествовал, а дети были маленькими, она пила кофе здесь, на кухне. Ей было не по душе есть одной, бедняжке. – Глаза женщины стали пустыми и далекими от воспоминаний. – Она была хорошей хозяйкой. Очень хорошей!

– Она вам нравилась, Мадалена? – с любопытством спросила я.

– А кому бы не понравилась? – сказала она, как будто каждый об этом знал. – Хозяйка была очень внимательна, очень воспитанна. Она никогда в жизни никого не оскорбила!

– Вполне могу поверить в это. – Зная Иэна и Элизу, можно с уверенностью сказать, что их мать – необычная женщина. Впрочем, как и ее дети. – Какой она была?

– Элиза сильно похожа на нее, кроме волос. У сеньоры Лауры они были очень светлые.

Меня это удивило. Как и у Иэна, у Элизы волосы черные как уголь. Мадалена заметила мое удивление.

– У сеньора Джона Кларка были темные волосы, как и у детей. А голубые глаза – наследство от матери. Она была невероятно красивой женщиной.

– Глядя на ее детей, легко поверить в это!

Пока я допивала свой кофе, Мадалена рылась в ворохе одежды. Она вытащила какую-то вещь, минуту рассматривала ее и затем покачала головой.

– Еще одна испорченная рубашка! – сказала недовольно.

Я посмотрела на рубашку в ее руках: большие разноцветные пятна покрывали полочки и немного рукава.

– Каждый раз, когда сеньор Кларк решает рисовать ночью, повторяется одно и то же! – уныло пожаловалась Мадалена. – Я уже потеряла счет испорченным сорочкам.

– Иэн пишет? – мой голос прозвучал более заинтересованно, чем мне бы хотелось.

– Да, но на этот раз в своей спальне! – шокированная, промолвила она. – Не знаю, что нашло на хозяина! Сегодня утром, когда пришла убрать его комнату, я наткнулась на беспорядочно разбросанные краски и накрытое полотно. – Она нахмурилась. – Он не хочет, чтобы кто-нибудь видел картину. Мне это показалось странным. Он никогда такого не делал!

Там было что-то, что я хотела увидеть: пишущий картины Иэн. Но если он не разрешил своей экономке посмотреть, то что уж говорить обо мне?

– Сеньор Кларк в последние дни совсем не тот, что раньше. Интересно, что могло измениться так сильно, что он начал вести себя настолько непоследовательно… – Она бросила на меня взгляд, в котором читались имя и фамилия этого изменения.

Я прочистила горло.

– Наверное, у него… такой период. У каждого молодого человека, как он, иногда бывают такие периоды. Но это быстро пройдет! – Я пожала плечами.

На круглом лице Мадалены появилось непонимающее выражение, однако я отказалась объяснять.

– А что вы с ней будете делать? – спросила, ткнув пальцем в рубашку.

– Думаю, она совсем испорчена. Я даже не смогу отправить ее в церковный приход как пожертвование. Эти пятна не отстираются. – Она показала мне большие разноцветные круги.

– А можно я заберу ее?

– Забрать рубашку сеньора Кларка? – Мадалена вскинула брови, ее лоб прорезали три большие морщины.

– Мадалена, не смотрите на меня так! Вы же помните, у меня почти нет одежды. Эта рубашка идеально подойдет мне вместо пижамы. Или вы считаете нормальным, если я буду спать голая?

Она покраснела при мысли об этом. Потом положила рубашку в кучу грязного белья.

– Я постираю ее и отнесу в вашу комнату, сеньорита.

– Спасибочки, Мадалена. И благодарю за кофе. Он, как всегда, был чудесным.

Из коридора донеслась очень приятная музыка. Я зачарованно пошла на звук и добралась до музыкального зала. Элиза играла на арфе. Когда она увидела меня, то перестала играть и попыталась подняться.

– Пожалуйста, не останавливайся! Поиграй еще, Элиза. Я так соскучилась по музыке!

Девушка улыбнулась и сказала:

– Доброе утро, София. По какой-то определенной музыке? – На ее щеках появились ямочки.

– Нет. – Я опустила голову. – Сыграй то, что тебе больше всего нравится. – Я не знаю классики, никакой.

Она заиграла воодушевляющую мелодию. Звуки арфы были такими сладкими, что музыка звучала как что-то небесное, нежное и чистое.

Я села на стул рядом с Теодорой. Мне показалось, было бы невоспитанно сесть в другом конце зала.

– Доброе утро, сеньорита София, – сказала та.

– Доброе утро, Теодора. Как дела?

– Все очень хорошо, сеньорита. Особенно сейчас, когда бал уже совсем скоро. Мне так не терпится познакомиться с сыном леди Катарины! – На губах девушки появилась широкая улыбка.

– Круто! – кивнула я.

Некоторое время мы сидели молча, слушая мелодию, наполнявшую зал.

– Можно задать вам вопрос, сеньорита? – Она показалась мне неуверенной.

– Конечно, Теодора.

Чего она хочет?

Девушка колебалась некоторое время, а потом начала:

– Он вам нравится?

Я знала, о ком речь.

– Конечно, нравится. Мне все здесь нравятся.

Теодора опустила голову.

– Нет, сеньорита София. Я говорю о другом чувстве, о том, что он вам нравится в романтическом смысле. Он вам нравится именно так, правда?

– Я… А почему ты спрашиваешь?

– Потому что весьма ценю семью Кларк. Мне не хочется видеть, как они страдают. – Ее глаза казались очень искренними.

– Мне тоже, Теодора, – выдохнула я. – Мне тоже.

– Но я заметила, как он смотрит на вас. А после того, чему мы стали свидетелями вчера в экипаже… Он относится к вам по-особому. Я знаю его уже на протяжении долгого времени и вижу, когда он очарован кем-то. Возможно, влюблен.