– Хорошо. – Джулия приготовила ручку. – Все это очень интересно.

Они сидели в деревянной рыбацкой хижине недалеко от коттеджа Гранта – примерно в четверти мили вдоль пляжа. Внутри была стойка с небольшой лодкой и креплением для еще одной. Они распахнули широкие двери, выходящие прямо на море, и сидели внутри на деревянных складных стульях. Перед ними до самой кромки воды расстилался песок, ровный, как ковер.

– Мы рассмотрели несколько рассказов, в которых виновным в убийстве оказывался ровно один подозреваемый. Сегодня утром мы прочли рассказ, в котором убийцами были все подозреваемые. Однако из определения совершенно ясно следует, что возможно и нечто среднее между этими крайностями. Например, виновниками может оказаться ровно половина – или любая другая доля – подозреваемых.

– Здесь убийцы – Бен, Лорен, Уильям и доктор Лэмб, – сказала Джулия. – Таинственный незнакомец, мальчик, доктор и его любовница. Четверо убийц. А подозреваемых я насчитала девять.

Грант кивнул.

– Суть в том, что любое подмножество подозреваемых может оказаться множеством виновных. Их может быть четверть, половина или даже все, кроме одного. Все эти случаи с точки зрения нашего определения равноправны. Последний рассказ как раз иллюстрирует этот момент. – Он наклонился вперед. – Я ведь говорил вам, что мое определение дает нам свободу. Можно сказать, оно создает новый жанр: вместо того чтобы просто гадать, кто убийца, читатель должен догадаться, причастен или нет к убийству каждый отдельный подозреваемый. Количество возможных развязок возрастает в геометрической прогрессии.

– А вас не беспокоит, что оно дает слишком много свободы? Если все подозреваемые оказываются виновными, то читатель практически не в состоянии сам докопаться до истины. Тогда концовка покажется слишком произвольной, – сказала задумчиво Джулия.

– Все верно, для автора это определенный вызов – придумать развязку, которая удовлетворила бы читателя. Но, по сути, такая развязка не более произвольна, чем любая другая. Как вы помните, я против того, чтобы рассматривать детективы как логические загадки, в которых из имеющихся улик можно умозаключениями, почти как в математике, вывести единственное решение. Это не так: улики не дают единственного решения. Все это не более чем ловкость рук.

Джулия записывала все, что он говорил.

– Весьма интересный взгляд на детективы.

– Мы не должны забывать, – продолжил Грант, – что главная задача детективной истории – дать читателю полный набор подозреваемых и надежду, что примерно через сотню страниц один из них будет изобличен как убийца. Или не один, а несколько из них. В этом и есть прелесть жанра, – на этих словах он посмотрел на море, будто произнести «прелесть», глядя на Джулию, казалось ему невежливым. – Обычно читателю предоставляется небольшое конечное множество вариантов, а в конце автор возвращается к какому-то из них и останавливается на нем. Если задуматься, просто чудо, что человеческий разум можно удивить таким решением загадки. Но наше определение ничего не меняет, а просто проясняет возможности.

Джулия кивнула.

– Да. Раньше никогда об этом не задумывалась. Тогда искусство написания детектива состоит в том, чтобы, отправив читателя в ложном направлении, подобрать развязку, которая покажется ему в некотором смысле самой неподходящей, но с другой точки зрения будет подходить идеально.

– Да, – согласился Грант. – И это отличает детективную историю от любой другой истории с неожиданным концом. Все вероятные исходы представлены читателю с самого начала. В конце концов мы просто указываем на один из них.

Под потолком у них за спиной висела старинная лампа. Пока Джулия читала, солнце село, и теперь погруженная в звездную вечернюю синеву хижина мерцала изнутри тусклым желтым светом, будто самоцвет в пещере. Джулия почувствовала, что настала ее очередь говорить.

– Как и в остальных историях, – начала она, – в этой тоже есть выпадающая из контекста деталь. Мне пришлось перечитать рассказ несколько раз, прежде чем я заметила ее.

Грант покивал.

– Слушаю.

Джулия открыла нужную страницу в блокноте.

– Первое, что меня поразило, – частые упоминания о том, что кого-то душат, хотя Агнес не душили. Сначала находят задушенную белку. Потом доктор объясняет Уильяму, что происходит, когда человека душат за горло. Даже сам дом описан как «задушенный деревьями». Такое впечатление, что эти детали были вставлены в рассказ словно в предзнаменование чего-то, но это что-то так и не произошло.

– Очень интересно, – сказал Грант. – Я не заметил этого.

– А при втором прочтении я обнаружила, что в описании всех без исключения смертей в этом рассказе упомянут хотя бы один симптом удушения, даже если это не имеет смысла. В начале рассказа мы слышим хриплый голос доктора, хотя он, по всей видимости, неизлечимо болен раком печени или поджелудочной железы. У Агнес синяки на шее, но это никак не объясняется. Рэймонд погибает от ножевого ранения, но Лили представляет, как он «хватает воздух сдавленным горлом». Лорен умирает от вируса, но у ее трупа распухшая шея и кровоизлияния в глазах.

– Все это очень загадочно. И, пожалуй, менее заметно, чем в предыдущих рассказах.

Лампа позади них мигала. Грант снял ее и поставил на пол. Масло почти закончилось, и он задул ее. Остался только свет луны.

– Вы всегда жили здесь в одиночестве?

– Да, – ответил Грант. Он вместе со стулом развернулся к ней. – Сегодня вы спросили меня, не одержим ли я морем. Я готов ответить на этот вопрос.

– Замечательно.

– Для меня море – как пес, дремлющий у камина. Я будто чувствую его дыхание, когда оно неподалеку, даже если я в коттедже. Оно вроде моего компаньона. Рядом с морем не так одиноко жить одному.

Джулия покачала головой.

– Боюсь, мне этого не понять. – Ветер снова донес до нее слабый запах гнилой плоти. Она посмотрела на море, и воображение против ее воли тут же нарисовало, как она тонет в нем. – Море всегда немного пугало меня. Оно все время двигается, словно множество челюстей, пережевывающих все внутри себя. Разве временами оно не навевает вам мысли о смерти?

Грант ответил загадочно.

– Вы, наверное, удивитесь, но нет.

Джулия ничего не сказала.

Полчаса спустя она вернулась в свой номер, поднявшись по темной лестнице, включила свет и села за стол у окна. Ярко освещенная комната отражалась в стекле, и звезды были не видны. Лишь там, где комната была погружена в темноту, просвечивало несколько звездочек. Джулия потерла глаза и открыла окно, чтобы прохладный ночной воздух взбодрил ее. Затем достала ручку.

Перед ней лежала маленькая книжка в зеленом кожаном переплете. Это был оригинал «Белых убийств». Она подтянула его к себе, раскрыла ближе к концу и придавила разворот камнем. Затем достала блокнот и нашла чистую страницу. От ее края она оторвала два квадратика, написала на каждом из них по вопросу, наклонилась вперед и прикрепила их к подоконнику. На одном было написано: «Кто такой Фрэнсис Гарднер?» На другом – «Связан ли он с Белым убийством»? Она немного подумала и добавила третью бумажку – напоминание себе на утро: «Поговорить с управляющим отеля».