– Бедный мальчик. Теперь ему пятнадцать. Что плавно подводит нас к настоящему.

– А ты не пыталась расспросить сестру?

Лили, уже слегка пьяная, прищурилась.

– Что вы имеете в виду?

– Не буду утверждать, что она замешана в убийстве. Но ясно как день, что она лгала, когда рассказывала, где была тем утром.

Лили осушила стакан.

– Доктор, да вы неплохой детектив. Доктор, детектив – если произнести эти слова вслух, они довольно похожи.

– Пожалуй, тебе уже хватит. – Он забрал у нее стакан.

– Вообще-то да, пыталась. Когда я встретила Вайолет в то утро, она была в ужасном состоянии, потрясенная и растерянная. Потом я ее спрашивала, что случилось. Она поднялась к Агнес забрать поднос от завтрака, после того как Лорен ушла. И Агнес на нее накричала, обвинила в том, что Вайолет хочет ее смерти. Это не то чтобы из ряда вон, но Вайолет была очень подавлена. Полиции она не сказала.

– То есть Вайолет последней видела ее в живых?

– Из тех, кто признались.

– Разумеется. – Доктор задумался.

– У меня есть к вам еще вопрос, – сказала Лили, осмелевшая от выпитого. – Хотела узнать об одном случае.

Доктор кивнул.

– Когда я оставила Уильяма в лодке, прежде чем усесться с книгой, я несколько раз обошла сад: искала местечко для чтения. В какой-то момент я заглянула за изгородь и увидела в дальнем конце аллеи вас с Лорен в объятиях друг друга. Вы ее целовали.

Доктор немного повернул стул к стене, будто защищаясь от обвинения.

– Это правда, насчет меня и твоей тети. Тебя это смущает?

– Смотря что вы делали вместе.

Он вздохнул и взглянул на часы: то ли в поисках предлога для окончания разговора, то ли пытаясь точнее вспомнить былое – ей было трудно судить.

– Само собой, мы солгали полиции. Убрали из рассказов о своих передвижениях эту короткую встречу. Но на самом деле мы уже встречались несколько месяцев, и во время убийства мы были вместе, в старом деревенском доме твоего дяди.

– Как это низко, – задумчиво сказала Лили.

Доктор хмыкнул. Он взял ручку со стола и наклонился.

– Наверное, ты слишком молода, чтобы понять мой порыв. – Взглянув на стакан виски в его руке, Лили ощутила укол стыда. – В последнее время я стал считать, что репродуктивная система человека, – он очертил круг в воздухе, указывая ручкой на низ ее живота, – это машина разрушения, а не созидания.

Она прижала колени к животу и поставила ступни на край стула.

– Значит, в вас нет ни капли сожаления?

– Что у меня есть, так это алиби. Если, конечно, тебя еще интересует разгадка убийства.

Она пожала плечами, парируя упрек.

– И кто же может подтвердить ваше алиби? Если никто, смысла в нем немного.

– А ты спрашивала об этом тетю Лорен?

Лили поджала губы.

– Простите, я думала, вы знаете. Она умерла в прошлом году. – Лили вспомнила тело Лорен в гробу с распухшей шеей и налитыми кровью глазами. – От вирусной инфекции. Жуткое дело.

Доктор побледнел.

– Я не знал.

Он замолчал и задумался. Как ни потряс его образ Лорен, корчащейся на холодном полу, он не мог не торжествовать. Она была его грехом из числа прочих, а он ее пережил. Может, и остальные переживет.

– Мои соболезнования, – сказал он. – Что и говорить, на долю вашей семьи выпало немало невзгод.

Лили уставилась в пол, размышляя, не вложил ли он в свою фразу уничижительный смысл.

– Хорошо, – сказала она, словно заканчивая с формальностями, – можете ли что-то добавить про тот день?

Доктор поднялся.

– Вообще-то могу. – Он снова наполнил стакан. – После ухода ты, возможно, задумаешься, почему мы с Лорен были уверены в безопасности нашего свидания, да еще в доме у Мэтью в его нерабочий день? Так вот, он собирался на станцию встретить Доротею. По крайней мере, так он сказал. Это двадцать пять минут пешком в каждую сторону. Но он же ее не встретил, верно? Она сама пришла. Что заставляет задуматься: а где же он был на самом деле?

Давайте оставим доктора Лэмба на полпути между его кабинетом и смертным ложем и взглянем на картину в целом.

Сейчас мой долг как автора – уверить читателей, что им представлены все факты, требуемые для разгадки убийства. Самые амбициозные представители читательской аудитории могут на минуту прерваться и попытаться самостоятельно найти ответ.

И вот прошло пять лет.

Сквозь два оконных прямоугольника были видны сумерки.

Доктор Лэмб вглядывался в них через очки. На листе бумаги было написано лишь «Моя дорогая Лили».

Грусть затопила его. Его проступки, казалось, было невозможно оправдать – теперь, когда его жизнь подошла к концу и стало ясно, как мало они изменили. По той же причине о них было трудно сожалеть.

«Пять лет назад ты приехала расспросить меня об убийстве бабушки. Тогда я рассказал тебе не все, что знал, и сейчас станет ясно почему. Больше того, моя последняя подсказка уводила в сторону: на самом деле твой дядя ходил на станцию, он только перепутал время прибытия поезда. Наверное, ты догадалась, но воспитание не позволило тебе спросить напрямую? Уже в то время ты была удивительной девушкой, и я думаю, в последующие годы ты стала еще лучше. Доротея гордилась бы тобой».

Доктор Лэмб глубоко вздохнул. Он понимал, что оттягивает момент признания.

«В тот раз я исповедался тебе в одном из своих грехов – связи с твоей тетей Лорен. Но в другом я не признался – в моей роли в убийстве Агнес. Все началось с Бена Крейка».

Однажды в конце лета доктор шел мимо военного мемориала, и его окликнул молодой человек.

– Прошу прощения.

– Привет, Бен. Как дела?

Бен встал.

– Вы только из усадьбы, доктор? Не против, если я с вами прогуляюсь?

– Да, оттуда, и нет, не против, пойдем. Хочешь узнать, как Вайолет?

– Не сегодня, – ответил Бен. – Хочу спросить вас о бриллиантах.

«Тогда я впервые о них услышал, – писал доктор Лэмб. – Бен был настойчив. Агнес просила его отца помочь с их продажей: когда-то, недолго, она рассматривала такой вариант, а он был в этом деле сведущ, занимался антиквариатом. Затем она передумала продавать и взяла с него клятву молчать. Но, разумеется, он все рассказал сыну. Бен знал, что я часто бываю в спальне Агнес, и спросил меня, видел ли я бриллианты. Я ничего не заметил и спросил у Лорен. Она рассказала, что муж Агнес покупал ей по украшению на каждую годовщину свадьбы, когда он был жив и будущее казалось светлым. Еще до войны. Но она считала, что Агнес продала их много лет назад».