Адельтах сразу вспомнил как надо дышать и каково это ощущать мощь магии, которая струится по ауре. В голове мгновенно сложились слова и предложения, которые он собирался использовать в своей речи. Даже акценты расставились.

Мышцы налились такой силой, что казалось, он способен перевернуть свой дворец, трижды перевернуть и затем переместить его без помощи колдовства.

Чудилось – он сейчас может все. Буквально. И без исключений.

Альва не сопротивлялась. Казалась ошарашенной и растерянной. Но обнимала Рельгора за шею и прижималась к нему.

Ренсвилл смущенно отвернулся.

– Значит, ты со мной? – спросил Рельгор шепотом, продолжая прижимать землянку, будто она вот-вот могла растаять, как дымка над утренним городом.

– С тобой. Хотя мне и страшно от твоей озабоченности, – усмехнулась она.

Рельгор выдохнул с облегчением. И только потом окончательно вспомнил про Ренсвилла, свои прямые обязанности. А еще про доспех и набедренную повязку, которые лежали на стуле неподалеку.

Альва отстранилась и повернулась к генералу.

– Меня проводят в дом Эманора дель Марх или в общежитие АО?

– Я распорядился отправить тебя к Эманору и Стелле, – отозвался вместо Ренсвилла Рельгор. Словно не мог позволить отдать даже эти крохи общения другому.

Особенно теперь, когда нари едва не исчезла из его жизни и когда им предстояла разлука, длительность которой он не мог предсказать.

Ренсвилл только кивнул.

– Проводи Альву и убедись, что с ней все в порядке. Только потом возвращайся! – приказал император.

– Да, адельтах.

Ренсвилл сделал приглашающий жест, и они с Альвой исчезли в недрах зевва.

Рельгор развел плечи, выдохнул и принялся облачаться.

Когда адельтах вышел на балкон, площадь взрывалась от криков, обсуждений и споров. Но, едва подданные увидели повелителя, а мятежные аристократы на балконах обнаружили, что их план вновь провалился, в воздухе повисла ватная тишина.

Еще более напряженная, чем в прошлый раз. Звенящая натянутой до предела струной. Говорящая больше, чем тысячи возмущений, прошений и докладов.

Рельгор позволил всем себя хорошо рассмотреть. Дал понять – это не иллюзия, не обман зрения. И не эффектный магический грим, каким тоже иной раз пользовались разные оборотни, чтобы выглядеть, как близкие родственники. Он был намного дешевле иллюзорной магии и давал неплохой результат…

Рельгор прочистил горло и поднял руки, призывая всех, кто рад его возвращению, приветствовать адельтаха. И не ошибся.

Простолюдины принялись восторженно кричать.

«Адельтах найдар! Адельтах найдар! Адельтах найдар!»

Эта фраза проносилась по площади, эхом отражалась от зданий и возвращалась к императору с утроенной громкостью.

Слава императору. Нечто подобное означала эта фраза.

Вскоре ее подхватили и знатные кланы. Кто-то искренне, кто-то не очень. Рельгор отлично слышал по голосам – кто, в самом деле, рад его возвращению, кто разочарован, кто раздосадован, а кто напуган до колик в печенках.

Еще одно подтверждение наблюдений Ренсвилла.

Все те же и там же. Знатные предатели, которые было уже начали делить власть между собой. Опять промахнулись.

Рельгор некоторое время слушал приветствие и затем вновь поднял вверх руки и опустил.

Все звуки стихли. В ватной тишине было слышно, как восторженно дышат кричавшие во все легкие простолюдины.

Рельгор улыбнулся. Вначале им. Преданным и верным.

Затем аристократам, которые, действительно, обрадовались его возвращению, и потом остальным – с таким выражением лица, что некоторые попятились. А весь клан юль Мейнтров: от совсем еще юного последнего отпрыска одной из ветвей – Йолдиса до старшего Лавринда замер, будто окаменел. Казалось на Рельгора смотрят статуи с живыми глазами. Характерными для юль Мейтров – темными, как ночь, констрастирующими с золотистыми волосами.

Заметив на себе внимание адельтаха, а затем и всех вокруг, включая простолюдинов и худородных нагов, которые ненавидели его клан, Лавринд вышел вперед, вместе с женой – Отайрой. Когда-то она была первой красавицей при дворе императора. И теперь еще притягивала взгляды. Серебристо-серые глаза, смуглая кожа, округлое скуластое лицо и мелкие черты… Все это, как и достаточно пышная для нагини фигура, напоминали, что Отайра когда-то родилась в клане сей Нартов.

Однако родственники почти отреклись от нее сравнительно недавно по непонятным причинам. Даже отказали в приглашении на бал. И теперь Рельгор отлично понимал почему.

Он смотрел на предводителя мятежников, в его глаза и ждал, что же тот скажет. Лавринд явно не просто так показал, что хочет взять слово.

Площадь стихла. Все ждали шага императора. Если разрешит юль Мейнтрам говорить раньше себя – значит напуган или готов пойти на переговоры. Если перебьет или сделает вид, что не понимает желания Лавринда высказаться – значит, уверен в себе.

Напряжение можно было буквально черпать половником. Все вокруг замерло, наблюдая за дуэлью силы воли… Император против выходца из клана, некогда тоже правившего в Гардавии…

Неплохая партия…

Но Рельгор пошел другим путем.

– Приветствую подданных, и всех, кто рад меня видеть. Сочувствую тем, кто снова надеялся, что я пропал или погиб. Не надейтесь. Этого не случится. Я не Ненталь. Все уроки усвоены. Все предосторожности предприняты. Но, кажется, Лавринд юль Мейнтр очень хочет мне что-то сказать. Что ж… послушаем…

Взгляды метались от императорского балкона к ложе юль Мейнтров.

Лавринд сглотнул и явно заглотил наживку. Раз император разрешает ему говорить и даже слова просить не требуется, значит Рельгор в себе уверен. Это подкосило твердость предводителя мятежников. Он оглянулся на свой клан. Но никто не пожелал прийти на помощь. Когда речь о критической ситуации – каждому дорога его голова. А остальные – так, мячики для игры.

Лавринд попятился, но Отайра подтолкнула его назад.

Мол, не смей позорить меня. И так уже из-за тебя натерпелась проблем с родными.

Рельгор усмехнулся.

Отайра не виновата. Лавринд так и не встретил свою пару, но к жене когда-то пылал страстью. Да и сама Отайра когда-то была без ума от супруга.

Но потом их союз хорошо пошатнули постоянные интрижки мужа с худородными и инорасцами. Он насиловал, держал взаперти, как сексуальных рабынь, находил все новые развлечения.

Но Отайра не ушла от супруга. Ей нравилось быть частью одного из самых мощных кланов в Гардавии. Это был тот самый случай, когда женская романтичность и любовь к мужчине уступили место карьеризму и жажде власти.

И вот теперь она не жалела мужа – толкала его на вертел внимания императора. Потому что не стеснялась им пожертвовать. Потому что больше его не любила.