Размышления Милгрэма об этих экспериментах отличаются проницательностью, раскрывая его представления и об авторитете как о мощном формирующем факторе, и о моральном развитии как о процессе познания принципов нанесения вреда: «Испытуемые узнали в детстве, что основным нарушением морального поведения является нанесение вреда другому человеку против его воли. Тем не менее почти половина испытуемых отказалась от этого принципа, когда они выполняли указания авторитета, который не имел особых полномочий для того, чтобы отдавать эти указания. Непослушание не влекло за собой ни материального ущерба, ни наказания. Высказывания и поведение многих участников эксперимента ясно показывают, что, наказывая жертву, они часто действовали не в соответствии со своей системой ценностей. Одни испытуемые часто выражали неодобрение по поводу использования электрошока в отношении человека, если тот был против, а другие испытуемые, наоборот, называли это глупым и бессмысленным. Несмотря на это, многие выполняли те команды, которые требовались от них в ходе эксперимента». Подобно трутням, эти нормальные люди — молодые и старые, мужчины и женщины, сварщики, ученые и социальные работники — подчинялись авторитету.

Эксперименты Милгрэма выявляют суть человеческой натуры. Разрыв отношений с авторитетом — это тяжелое дело. Нарушить законы, спущенные сверху, означает подавить типичную или привычную модель действия. Это проблема контроля, с которой даже нам, зрелым людям, обладающим свободной волей, богатыми теоретическими познаниями, долгие годы специально изучавшим область морального поведения, трудно справиться. В контексте экспериментов Милгрэма очевидно, что нормальные люди готовы причинить боль другим по причине, которая представляется бессмысленной. Если таково положение вещей в искусственно созданном эксперименте, то проблема контроля, безусловно, должна иметь гигантские размеры за пределами лаборатории психолога, где в жизненном соревновании причинение боли посредством насилия вознаграждается и где люди, обладающие авторитетом, имеют гораздо большую харизму. Если вам нужны подтверждения, вспомните любого из самых известных диктаторов в истории человечества.

Эксперименты Милгрэма показывают и другой аспект, связанный с темой данной главы: подчинение авторитету носит универсальный характер, но степень, до которой распространяется власть авторитета, различна в разных культурах. Сразу после того как Милгрэм провел свои эксперименты, лаборатории всего мира повторили их. Можно отметить эксперименты в Германии, Италии, Испании, Австрии, Австралии и Иордании. С точки зрения универсальности, испытуемые во всех этих странах охотно били своих неумелых «учеников» электрошоком большой мощности. Но между этими странами наблюдались значительные различия: 85% немецких испытуемых охотно подчинялись авторитету экспериментатора и использовали электрошок самой большой мощности, а в США и Австралии количество таких испытуемых уменьшилось до 65% и 40% соответственно. Культура может изменить то, что связано с властью авторитета или с повиновением носителей этой культуры, но способность править и подчиняться относится к развитым способностям интеллекта, и она есть у родственных нам приматов и у многих других видов.

То, что культуры могут манипулировать отвратительной стороной нашей натуры, а в некоторых случаях навсегда сохранять нормы насилия даже тогда, когда их применение ни к чему не приводит, отражает власть и сопротивление наших систем ценностей. В случае с культурами чести, в частности на американском Юге, реакция на оскорбление, типичная для мачо, подпитывается и сохраняется благодаря психологии гнева и мести.

Когда кто-нибудь посягает на ресурсы южанина, то ответное насилие — это единственная реакция, которая не заставляет его смущаться и не является для него позорной. В одном варианте экспериментов по определению уровня агрессивности экспериментатор говорил испытуемому, что за происходящим наблюдает свидетель. Южане (а не северяне) отмечали, что этот свидетель подумал бы о них хуже, если они не будут вести себя как мачо. Если южане считают, что их репутация подвергается опасности, то тогда совершенно рациональной реакцией на оскорбление для них является ответное насилие. Южане быстрее поддаются искушению дать отпор, в то время как системы контроля подавлены. Если люди считают, что любой человек в их культуре отвечает агрессией на оскорбление, независимо от того, делает ли он это в реальности, то норма насилия никогда не исчезнет. Такие отношения затем могут привести к перемещению с дескриптивного уровня того, что уже есть, на прескриптивный уровень того, что должно быть. Южане не только отвечают насилием на оскорбление. Они думают, что людям именно так и следует поступать[139].

Устойчивость культур чести поддерживается, следовательно, прочной связью дескриптивной и прескриптивной систем и, точнее, созданием самовоспроизводящейся обратной связи — Цикла насилия. Как полагают социальные психологи Ванделло и Коэн, «культурные паттерн^ превращаются в усвоенные модели поведения и привычки, которые редко определяются на уровне интеллекта — если же определяются, то они редко подвергаются сомнению; если все-таки подвергаются, то редко бывают энергично отвергнуты»[140].

Если эта характеристика точна, тогда единственный выход из этого замкнутого круга — разрушить неправильное понимание того, что другие верят в насилие как в реакцию на оскорбление. Это можно сделать несколькими способами. Могут развиваться субкультуры, которые будут выступать против насилия. Независимо от количества, откровенные и честные люди, которые порывают с конформизмом, могут уничтожить старые традиции. Доказательством служат многие социально-психологические эксперименты, а также быстрое исчезновение тысячелетней практики бинтования ног девочкам в Китае. Похожий результат можно получить с помощью законов, которые в открытой форме отражали бы взгляды большинства людей. Хотя оскорбление будет оставаться раздражающим фактором, оно перестанет смущать или позорить, потому что не будет воображаемой аудитории. Если нет аудитории, бездействие или действие без насилия не подлежит оценке. Если нет оценки, нет и социального пятна. Если нет социального пятна, цикл насилия может разрушиться.

15 марта 44 года до н. э. Юлий Цезарь последний раз вошел в римский Сенат. Преданный друг Цезаря, Марк Юний Брут, прежде чем произнести свою речь, присоединился к остальным членам Сената, чтобы осуществить жестокое нападение на Цезаря. В течение нескольких минут они нанесли ему два десятка ножевых ударов. Перед смертью Цезарь посмотрел Бруту в глаза и произнес знаменитые слова: «И ты, Брут?» или «Ты тоже, Брут?» История свидетельствует: организаторы заговора привлекли на свою сторону Брута, убедив его в том, что Цезарь стал слишком жадным и могущественным и поэтому представляет угрозу для процветания Рима. Совершив убийство, заговорщики бежали по городу, покрытые пятнами крови, с криками о свободе. Брут защищал их дело в суде, объясняя, что Цезарь больше не был другом Рима, а был его врагом. Так как Брут и его сообщники по заговору собственно и представляли правосудие, не было такого суда, который бы расследовал их насильственное деяние в отношении Цезаря. Сегодня мы бы признали их виновными в совершении убийства и осудили бы на пожизненное заключение или,