– Она сама мне рассказала, когда мы поняли, что нравимся друг другу. Все было открыто и честно.

– Вы знаете, кто это?

– Она мне не говорила, да я и не спрашивал. Знаю только, что никогда с ним не был знаком.

– Валентина не говорила вам, что она собирается делать в ближайшие дни?

– Нет, но я ее знаю. Уверен, что ей понадобились эти два дня, чтобы распрощаться с типом. Учтите, это была долгая связь. Тем не менее я настолько убежден, что Валентина выйдет за меня, что уже сообщил об этом моему сыну, чтобы он приехал из Соединенных Штатов.

– Благоразумно ли вы поступили?

– Разумеется, должен же я их друг другу представить!

Я боялась, что Гарсон впутается в какую-нибудь нехорошую историю, но ничего не могла сделать, чтобы этого не допустить. Кто знает, что ему предначертано судьбой! Возможно, он как раз приближается к цели своей жизни и наконец обретет счастье. Так не буду же портить ему праздник во имя некоего абстрактного благоразумия.

– Ладно, Фермин, надеюсь, вы будете меня держать в курсе дела.

– Конечно. А теперь, инспектор, совсем про другое. Возвращаясь к работе, хочу попросить вас об одном одолжении.

– Вы сегодня с самого утра говорите загадками.

– Да нет, просто хочу вас попросить, чтобы вы не отбрасывали секретаршу Пуига. Позвольте мне продолжить ее поиски и выяснить, что она знает обо всем этом. Как вы догадываетесь, я никак не могу избавиться от мысли, что Пуиг и Павиа по-прежнему замешаны в нашем деле. И еще мне хотелось бы, чтобы за женой Павиа установили слежку.

– Надеетесь, что одна из них и есть та женщина, что звонила по телефону?

– Возможно, обе тоже каким-то образом причастны, а мы обошли их своим вниманием. Такого нельзя себе позволять.

– Так вперед же, Гарсон, а я пока займусь складом. Думаю, уже к вечеру получим результаты анализа следов.

– Увидимся завтра?

– Хорошо.

Наверное, на меня нашло затмение, когда я решила, что из парочки Пуиг – Павиа ничего больше не выжмешь. Возможно даже, что виновные уже находились за решеткой. Такое иногда случается, преступления – это как растения с колючками, которые цепляются за все, до чего дотронутся. Быть может, секретарша Пуига по-прежнему находилась в контакте с другими сообщниками своего шефа и прилагала теперь усилия, чтобы выйти из игры, не будучи заподозренной. Вот вам и мотив для того, чтобы позвонить в полицию. Тем не менее мне как-то не верилось в такую возможность. Чего ради два таких хитреца, как Пуиг и Павиа, станут прикрывать сообщников, оставшихся на свободе? Разве что для того, чтобы последние сохранили преступную группу, и, когда гроза над головами обвиняемых минует, все продолжалось как обычно. Ну, хорошо, а как быть с француженкой? Разве она не могла действовать самостоятельно по каким-то своим соображениям? Ничего нельзя было исключать, в этом-то и состояла наша главная проблема. Пусть Гарсон идет chercher la femme, коль скоро ему так везет с женщинами.

Впрочем, поскольку бедняга женится, его карьере Казановы, вероятно, придет конец. Эта карьера была короткой, но бурной; по крайней мере, он не умрет с ощущением, что не использовал своих возможностей в качестве покорителя женских сердец.

Я снова направилась к складу. За тот короткий промежуток времени, что я отсутствовала, Свободная зона стала гораздо оживленнее. Сюда то и дело въезжали грузовики, вокруг сновали люди в рабочей одежде. Было ясно, что слух о нас уже распространился среди местного персонала, потому что несколько зевак торчали возле входа на склад и полицейской машины. Руководивший осмотром места капрал сообщил, что ничего значительного обнаружить не удалось. Единственной деталью, достойной упоминания, были следы на полу от потушенных сигарет, из чего можно было сделать вывод, что у злоумышленников было время для того, чтобы подобрать окурки и прочий мусор. Опытные мерзавцы, ничего не скажешь. Я внимательно разглядывала квадрат, образованный деревянными ограждениями, которые они не удосужились разобрать. Он напоминал небольшую конюшню. Держать здесь украденных собак, чтобы потом продать их особым клиентам? По правде сказать, слишком сложно. Разве нельзя было действовать иначе? Трудно строить догадки, не имея специальных знаний. Я велела капралу взять образцы соломы и отвезти их в лабораторию для анализа. После чего покинула склад, приказав охранять его до моего возвращения.

Наверное, я должна была раньше нанести визит, на который решилась только сейчас, но такова уж жизнь, торопливая и несправедливая. Я чувствовала себя неловко, переступая порог книжного магазина, и совсем занервничала, когда Анхела шагнула ко мне с распростертыми объятиями:

– Петра, как я рада тебя видеть!

Самым мучительным было сознавать, что она говорит это искренне.

– Как ты тут, Анхела?

Она на миг опустила глаза и тотчас подняла их, не сумев стереть завесы печали.

– Как всегда, на боевом посту.

Я попыталась что-то сказать, отыскать неведомую формулу, которая выражала бы симпатию, сожаление, понимание.

– Анхела… я…

Она взяла меня под руку, делая вид, что ничего не случилось.

– Пойдем внутрь, я угощу тебя кофе.

Пока она его готовила, я не проронила ни слова. Потом спохватилась, что обязана сообщить ей о цели моего появления, чтобы она не строила ложных гипотез. Я рассказала ей о находке странного сооружения на складе, просила ее отправиться туда со мной и осмотреть все на месте. Она сразу же согласилась, но спустя какое-то мгновение заколебалась. Я решила, что сейчас неподходящее для нее время.

– Мы можем перенести осмотр на более поздний час, если тебе так будет удобнее.

– Нет, не в этом дело… Просто я… В общем, мне не хотелось бы ни с кем встречаться, пока еще рано.

– Не волнуйся, его там не будет.

Она надела пиджак, как всегда прекрасно сочетавшийся с ее красивым платьем. Я обратила внимание, что она по-прежнему носит на шее подаренное Гарсоном сердечко. Анхела перехватила мой взгляд.

– Мне никогда не нравилось отрекаться от прошлого; буду и впредь носить его, – заявила она и улыбнулась как ни в чем не бывало.

Я состроила унылую гримасу. Проклятый, трижды проклятый Гарсон, провинциальный Казанова, хронический дурак, когда-нибудь я не выдержу и коварно прикончу его.

Реакция Анхелы, когда я подвела ее к огороженному квадрату на складе, была совершенно неожиданной. Она застыла на месте, не говоря ни слова и не пытаясь изменить первоначальную позу, словно находилась под гипнозом. Вид у нее был совершенно отрешенный и в то же время ошеломленный. Я предоставила ей полную свободу действий, не задавала вопросов и не стремилась вывести из заторможенного состояния до тех пор, пока она сама вдруг не повернулась ко мне и с неожиданной твердостью в голосе произнесла: