Я тоже. Ни о своей учебе. Ни о будущем. Ни о своей семье. Но меньше всего о Хейли и наших отношениях. Возможно, мы должны поговорить о той ночи, но никто из нас, кажется, не может решиться.

– Мои родители не спали, когда я вернулась, – вдруг говорит она, и я застываю. – Мы сильно поругались.

– Дерьмо, – бормочу я и чувствую себя виноватым. Или по крайней мере виноватым наполовину, ведь Хейли давала понять, что должна вернуться до рассвета. Но потом мы поцеловались, одно привело к другому, и… это было невероятно.

Двери лифта открываются. Я выхожу на нужном этаже и достаю ключ-карту.

– А теперь? – наконец спрашиваю я. – Вы помирились?

На этот раз недовольство на другом конце провода отчетливо слышно.

– Мы не разговариваем, что делает следующий сеанс семейной терапии… занятным.

Я открываю дверь в квартиру, которую делю с двумя соседями, ни одного из которых, похоже, нет на месте.

– Мне жаль это слышать.

– Мне тоже, – Хейли громко вздыхает.

Черт, почему так сложно говорить о том, что произошло между нами? Возможно, дело в сексе, он всегда путает карты.

– Чейз, я… – начинает Хейли, но останавливается. – Ты на самом деле думаешь, что вылетишь из университета из-за домашней работы и единственного запоротого экзамена?

Оказавшись в своей комнате, я бросаю рюкзак на кровать, прислоняюсь спиной к двери и на мгновение закрываю глаза.

– Не знаю. Может, уже вылетел. Моя семья с ума сойдет. Первый Уиттакер, не получивший высшего образования. – Я презрительно фыркаю и тру большим и указательным пальцами переносицу. – Понятия не имею, что делать.

Несколько секунд Хейли молчит, и если бы я не слышал, как она дышит, то испугался бы, что связь прервалась.

– Кто-то мудрый недавно советовал мне сделать что-то для себя ради разнообразия. Не ради семьи, а ради себя.

Не могу удержаться от улыбки, потому что очень хорошо помню тот разговор. Ну что за ирония?

– Возможно, этот кто-то был прав?

Я знаю, чем хотел бы заниматься, где мечтал бы работать, но это невозможно. Я не могу разочаровать родителей, подвести семью. Поколения Уиттакеров ходили в этот колледж, сидели в этих залах, работали по ночам в мастерских кампуса, день за днем пополняли свое портфолио и сдавали на «отлично» каждый экзамен. Все Уиттакеры стали архитекторами, и только поэтому наша фирма устояла и мы так успешны. Я не могу просто бросить все…

И кроме того…

– Что насчет тебя? – Я слышу свой вопрос прежде, чем успеваю его обдумать. Это не то, что я на самом деле хочу спросить, но для начала сойдет.

Хейли медлит с ответом.

– Я не знаю, – едва слышно признается она. – Я хочу… все, что я хочу, недостижимо.

Мне надо бы успокоить ее, заверить, что все будет хорошо, но я не успеваю – раздается какой-то шум.

– Я должна повесить трубку, – неохотно сообщает Хейли. – Но это было приятно… слышать твой голос.

Я закрываю глаза и ругаюсь про себя.

– Береги себя, – произношу я, хотя хотел сказать совсем другое.

– Ты тоже, Чейз, – и она вешает трубку.

Через час мои кулаки пылают. Дыхание сбитое и хриплое. Пот стекает по моей спине, но я не останавливаюсь, не даю себе передышку, а продолжаю боксировать: я бью мешок с песком в фитнес-центре. Сейчас, кажется, это единственное, что помогает мне прийти в себя. Я не жалею, что снова увидел Хейли. Дерьмо, я не жалею ни об одной секунде, проведенной с ней. И, несмотря на все невысказанные вещи, наш сегодняшний телефонный разговор обрадовал меня.

Но надолго ли хватит мне этих разговоров? Я скучаю по ней и не могу помочь, даже зная, что у нее проблемы с родителями. Это ад. Проклятый ад.

Снова бью по боксерской груше, она опасно раскачивается. Я должен быть острожным, чтобы эта махина не вырубила меня – отвлекся, и будь здоров.

– Йо, чувак, – появляется Аарон и встает за грушей, чтобы подержать ее для меня, пока я продолжаю колотить по ней. – Кто испортил твой день?

Оставляю ответ на этот вопрос при себе. Несколько раз еще бью по боксерскому мешку, потом тащусь к краю тренировочного зала, где лежат мои вещи. Там я наполовину опустошаю бутылку воды и насухо вытираю полотенцем лицо и руки, прежде чем позволяю себе оглядеться. В это время ничего особенного не происходит, однокурсники приходят в зал вечером после лекций, рано утром или в выходные дни. Во второй половине дня понедельника на тренажерах занимаются всего несколько человек. Аарон тем временем уселся на силовую скамью, в руках у него штанга с приличным весом. Я кладу свои вещи обратно на пол и шагаю за ним к скамейке, чтобы помочь ему, как он помог мне с грушей.

– Если я завалю курс по строительной технике, то вылечу, – выдавливает он, высоко поднимая штангу.

– Я тоже, – признаюсь я, внимательно следя за его движениями. В случае опасности я должен придержать штангу или помочь ему положить ее обратно в стойку.

– Да, но тебя это, похоже, не очень волнует, Уиттакер.

Я фыркаю, потому что… да, так и есть. Все было бы намного проще, если бы мне было плевать на родных. Но если бы я даже приложил усилия для того, чтобы меня исключили – то все равно бы стал главным разочарованием семьи. В голове крутится настырная мысль: если я продолжу зубрить билеты к проклятому экзамену и даже сдам его – а профессор Стивенс будет снисходителен и не даст мне завалить социологию, то… у меня не останется никаких причин, чтобы отчислиться. Было бы глупо просто так бросить все спустя три года. Или нет? Черт побери, почему я вообще об этом думаю?

Кто-то мудрый посоветовал мне сделать что-то ради себя для разнообразия. Не ради семьи, а ради себя…

Слова Хейли приходят мне на ум, и я не знаю, смеяться или проклинать себя за это. Потому что эту тему я проходил бесчисленное количество раз – всегда с одним и тем же результатом: я продолжаю учебу, потому что не хочу никого разочаровывать. А еще я, скорее всего, не хочу признавать, что потратил впустую три года своей жизни.

– У нас все получится, – бормочу я, хотя и не слишком убедительно.

Аарон скептически поднимает брови. Ага. Он верит мне не больше, чем я сам. По крайней мере, он держит рот на замке и продолжает тренироваться в тишине, и, как только заканчивает со штангой, я возвращаюсь к боксерской груше. Завтра мои руки будут адски болеть, это точно.

Я так сосредоточен на ударах по боксерской груше, что даже не замечаю, как летит время. Народа в фитнес-центре не прибавилось, поэтому я замечаю, что Аарон все еще здесь и уже закончил тренировку на мышцы плеч. Меня это устраивает, так мы сможем вернуться к книгам и зубрежке по строительной технике. Я хватаю свои вещи, вытираюсь полотенцем и перебрасываю его через плечо. Я уже почти у двери, когда вдруг слышу крик. Дерьмо, Аарон! Я не думаю, а действую инстинктивно. За несколько шагов я оказываюсь рядом с ним. Он уже встал с тренажера, но стоит рядом, согнувшись, и держится за руку.