Горячие слезы стекают по моему лицу.

– Я знаю, – робко отвечает Шарлотта. – Не могу себе представить, каково это потерять сестру, но… я знаю, каково это хоронить того, кого любишь. Кого-то, с кем не успел попрощаться. Кого-то, кто заслужил быть счастливым. Я… прости, – ее голос обрывается, и она замолкает.

В эту ночь мы вместе молчим. Вместе плачем. И мы наконец говорим о Кэти и Джаспере. Шарлотта рассказывает мне истории из детства Джаспера, которые, несмотря на льющиеся слезы, заставляют меня смеяться. А я говорю о Кэти в первый раз с момента несчастного случая – откровенно, а не так, как на сеансах терапии. Я рассказываю Шарлотте, как мы играли на улице в детстве, как росли вместе, ходили в школу, а затем в колледж. Об особой сестринской связи, которая помогала мне жить. И я признаюсь Шарлотте, как не заметила, когда эта связь прервалась. Вернее, как я отказалась это признавать. Как цеплялась за все, что имело отношение к Кэти. Как после похорон пришла к ее могиле, в первый и единственный раз. И как рухнула на колени перед надгробием, потому что она просто… ушла.

Теперь я понимаю, как важны для меня были слова Кэти, благодаря которым она пыталась выманить меня из моей раковины.

«Будь смелой, Хейли».

Я редко ее слушала, но не этим летом. За эти три месяца я сделала все, чтобы стать смелой, чтобы наконец снова почувствовать связь с сестрой, чтобы она могла гордиться мной, когда мы снова увидимся.

И мы бы встретились, я действительно хотела этого до последнего. Но потом случилось то, что случилось. Впрочем, я не ожидала, что это лето так сильно изменит меня. Что люди, с которыми я встречусь, изменят мою жизнь, что именно среди них я найду единомышленников. Друзей, которые выслушают меня, посмеются и поплачут вместе со мной, даже если я разбужу их посреди ночи. Друзей, которые всегда будут на моей стороне.

Хейли

Учитывая тот факт, что наступил конец октября, на улице удивительно тепло. Я паркую «Хонду» перед кладбищем и быстро выхожу. Мне нельзя мешкать, иначе я никогда не исполню задуманное.

На почти безоблачном небе светит солнце, легкий ветерок приносит с собой запах осени. После той истории с Чейзом – хотя она случилась почти неделю назад – удивительно, что родители вообще выпускают меня из дома. Не говоря уже о том, чтобы позволить мне одной поехать на кладбище в Рондейле. Но та дискуссия, тот наш спор ни к чему не привел, хотя и что-то изменил между нами. И под этим «что-то» я имею в виду странное напряжение, которое я ощущаю всякий раз, когда мы садимся за общий стол.

Возможно, родители наконец поняли, что не могут контролировать меня как раньше? Возможно, свой вклад внесла и доктор Пиятковски, с которой у меня был еще один сеанс. Мы говорили о таблетках и том, как сильно я ненавижу их, потому что они выводят меня из строя. Она еще раз объяснила мне, как работает терапия и что нужно время, чтобы найти правильное лекарство, но я не должна отчаиваться. Я согласилась постепенно прекратить пить свои старые таблетки, прежде чем мы попробуем новые. И на этот раз я приняла это решение ради себя, а не ради родителей. Кроме того, я пообещала доктору Пиятковски сообщить ей, если снова почувствую убийственную усталость или другие побочные эффекты от приема антидепрессантов.

Я заметила, что усталость и головная боль постепенно проходят, хотя у меня все еще кружится голова и время от времени подташнивает. По крайней мере, это прогресс. Может быть, совсем небольшой, но для меня он огромен. Признать, что со мной что-то не так, осознать, что мне нужны лекарства, а затем начать принимать их – добровольно, имейте в виду – кажется невероятным. Это еще один момент, когда я смогла быть смелой.

И сейчас мне тоже потребуется смелость.

Я смотрю на приоткрытые кованые ворота и крепче сжимаю ключи от машины. Так крепко, что они впиваются в ладонь. Я не хочу быть здесь. Не хочу видеть надгробие с именем Кэти. Ничего не изменилось за последние месяцы. Но теперь я знаю, что должна это сделать. Не для Кэти. Не для Джаспера. И не для моих родителей. Я должна сделать это для себя.

Вполне возможно, что я торчу перед воротами уже больше десяти минут, поэтому я заставляю себя сделать шаг. Я глубоко дышу, пытаясь вспомнить приемы, которым меня научила доктор Пиятковски, и иду дальше. Один шаг за другим, пока я не добираюсь до кладбища. Мое сердце болезненно колотится в груди. Желудок сжимается. Тем не менее я продолжаю идти дальше.

На кладбище тихо. Нет щебета птиц, и даже ветер, кажется, совсем стих. И хотя светит солнце, оно не греет. Сейчас все не так, отличается от того серого дня, когда я была здесь в последний раз. Хотя это было только однажды, я все еще помню каждую деталь. Сначала я просто смотрю на дорогу перед собой, будто могу сконцентрироваться на ней, чтобы не обращать внимание на все остальное, будто могу притвориться, что нахожусь в другом месте, но через минуту или две я останавливаюсь и заставляю себя поднять голову.

Осень также добралась сюда. Трава между надгробиями теперь не такая зеленая, как в мае. Деревья изменили цвет, а на земле лежат пестрые листья. Кэти любила лето, но я… осень всегда была для меня лучшим временем года. И впервые я чувствую что-то вроде благодарности внутри. Благодарности за возможность встретить осень.

Я делаю глубокий вдох и выдох и иду дальше.

Будь смелой, Хейли. Будь смелой.

Я продолжаю идти даже тогда, когда вдали появляется та самая могила. Я не останавливаюсь, не медлю, а продолжаю шагать. Все дальше и дальше, пока не ощущаю мягкую землю под сапогами и не замираю перед камнем. Он не очень большой, и мой взгляд затуманивается, пока я медленно опускаюсь перед ним на корточки. Тыльной стороной руки я вытираю слезы, пока снова не вижу все четко.

Рыдания разрывают мою грудь, когда я читаю надпись, и я неловко падаю на траву, потому что ноги больше меня не держат.

Это он. Момент, которого я больше всего боялась. Место, которое я хотела бы навсегда изгнать из своей памяти и в которое я никогда не хотела возвращаться. Тем не менее я сейчас здесь.

– Прости, Кэти… – Слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю их обдумать. Снова вытираю слезы и заставляю себя несколько раз глубоко вдохнуть. Я вся дрожу, но стараюсь собраться. Я не сдамся, в этот раз нет.

Когда наконец мне кажется, что я чувствую себя немного лучше, я произношу:

– Прости. Где бы ты сейчас ни была, я знаю, что ты мегазла на меня из-за того, что я хотела… что я почти сделала. Но я… я только хотела… Я хотела снова быть с тобой, потому что я не могу представить жизнь без тебя. Ты всегда была рядом. Ты всегда была сильнее из нас двоих. Храбрее. Лучше. Понятия не имею, как жить дальше, – шепчу я, только чтобы сразу рассмеяться. – Боже, кому я это говорю? Ты знаешь меня лучше всех. Ты всегда знала меня лучше всех.