– Всеволод Владимирович ждет вас.

Я вошла в кабинет. Он заслуживал того, чтобы осмотреть здесьвсе как следует, порадоваться чужому вкусу и вольному полету дизайнерскоймысли. Но сейчас интерьер интересовал меня мало, я смотрела на человека,который сидел за столом. При моем появлении он поднялся. Высокий, подтянутый,лет сорока на вид, хотя на самом деле больше. Темные волосы, едва заметнаяседина на висках, приятное лицо, светлые глаза, улыбка на губах. Дорогойкостюм, обручальное кольцо с бриллиантом.

– Добрый день, – раздвинув губы в улыбке,поприветствовала его я.

– Рад вас видеть, – сказал он, отодвигая от столакресло для меня.

Я изложила цель своего прихода. Это не заняло много времени.Слушал он без особого интереса и, наблюдая за мной, ждал. Переговоры занялиминут десять, он со всем согласился, и мы остались довольны друг другом. Можнобыло и откланиваться.

– Что ж, не буду отнимать у вас время, – сказалая, намереваясь подняться. Газета со статьей лежала на краешке стола, оннебрежно коснулся ее рукой.

– Ваша работа? – спросил он тихо. В голосе нигнева, ни напряжения, просто вопрос и все.

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

– Я имею в виду вот это. – Он перебросил мнегазету.

Я взглянула, затем не спеша начала читать. Он терпеливождал, продолжая наблюдать за мной, уверена, на моей физиономии ничего не отразилось.Уж это я умею.

– Что ж, – пожала я плечами, небрежно вернувгазету. – Изложено верно. Или хотите что-то добавить?

Губы его дрогнули, он собрался сказать что-то резкое, нонеожиданно передумал.

– Все, что здесь написано, – заговорил он тихо иубедительно, – не имеет никаких… – Он шумно вздохнул. – Этопровокация, и вам об этом хорошо известно. Да, моя дочь погибла. Да, этоявилось для меня страшной трагедией. Я хотел, чтобы убийцы понесли заслуженнуюкару. У суда были свои представления о справедливости, и они получили столько,сколько получили. Я смирился с этим. Прошло много лет, боль утихла. И мне дажев страшном сне не снилось устраивать кровавую резню.

– О вас здесь ни слова. Если не считать того, чточеловек, который провел журналистское расследование, определил степень вашегородства с погибшей девочкой.

– Согласен, – усмехнулся он. – Но акцентырасставлены таким образом, что только полный идиот… это провокация, и вы обэтом знаете.

– Странно, что вы завели этот разговор. Со мной, я имеюв виду.

– Не прикидывайтесь. Вы пришли сюда…

– Я пришла к вам по делу, которое мы благополучнорешили. Теперь я могу уйти.

Он потер виски, исподлобья взглянул на меня.

– У вас репутация порядочного человека. Я не оченьуважаю вашего хозяина и его приспешников и этим гнусностям не удивлен. Думаю,вам известен предмет нашего спора. Речь идет об очень больших деньгах. Ясно,что эти люди пойдут на все. В том числе и на фабрикацию уголовного дела противменя. Но я не ожидал… – Он вновь потер виски, справляясь с дыханием, ему былотрудно говорить, если он и играл, то играл мастерски. – Спекулировать натом давнем деле, отцовских чувствах… вы не находите, что это подлость? Вычеловек порядочный, что вы думаете об этом?

Заявление о моей порядочности слегка меня удивило. То, чтоменя считают алкоголичкой, циником, любовницей Деда и черт знает кем еще, язнала доподлинно, а вот насчет порядочности… Неужто правда кто-то сказал такое?Или это желание подольститься ко мне? Выходило у него неплохо. Просто слезувышибает. Сразу хочется сделать что-то благородное, перевести через дорогустарушку, вернуть потерянный кошелек или простить чужой грех, тем более что всемы не без него.

– Вы совершили ошибку, – взглянув ему в глаза,сказала я. – Вы или ваши люди, неважно. Та самая Тюрина утонула год назад.Вы убили другую, невинного человека. Непрофессионально. И уж совсемнепорядочно. Вам придется ответить. – Я поднялась и пошла к двери.

– Вы заблуждаетесь, Ольга Сергеевна, – сказал онвдогонку. – Если заблуждаетесь, конечно.

– Зорро не имеет права на ошибку, – усмехнуласья. – В противном случае он уже не благородный мститель, а обыкновенныйубийца. Рада была встретиться.

Я открыла дверь.

– Подождите, – позвал он. Я удивленно оглянулась,неужто мои слова произвели на него такое действие, что сейчас он начнеткаяться? А может, предложит договориться? Что ж, Дед будет счастлив. То естьбудут счастливы его московские друзья, ну и он, конечно, раз в доле. Вешняковполучит очередное звание, а я пошлю все к чертям и поеду к морю. – Я неотступлю, – сказал Игнатов очень серьезно. – Я не отступлю ни прикаких обстоятельствах. Не обучен уступать подонкам, потому и уверен – у этойистории будет продолжение. И если вы тот человек, о котором мне говорили…Извините, – резко закончил он. Я вышла из кабинета.

На душе было пакостно, может, оттого, что я вовсе не былауверена в его притворстве. Чушь, мужик спасает свою шкуру. Ложь во спасениебывает очень убедительна. “Тошнит меня от этого дела, – подумала я,плюхаясь в машину. – Тошнит, и все. Знать бы, к чему… Может, беременная?”

Вечером явился Лялин. Позвонил, сказал, что находится в трехшагах от моего дома и жаждет меня увидеть.

– Заезжай, – согласилась я, хотя не расположенабыла с ним встречаться. Человеческие физиономии для меня в тот момент былитруднопереносимы. Сашкина и то раздражала. Но Лялин не из тех, кому отказывают.

– Выпить есть? – спросил он с порога.

– Откуда? Я же в завязке.

– Могла бы держать для гостей.

– У меня нет силы воли.

– А также ума, – хмыкнул он.

– Без меня полно умников, – фыркнула я. –Проходи.

Он прошел и устроился в моем кресле.

– Я на пять минут.

– Жаль. Надеялась, что до утра. Мне как раз не хватаетмужского общества.

– А как же Лукьянов? – скривился он.

– Отбыл, закончив все свои дела.

– Серьезно? – Его усмешка меня насторожила, нопроявлять инициативу я не стала, решив дождаться, когда Лялин сам созреет исоизволит объяснить, в чем дело. – Затеяли охоту на Игнатова? – сунувруки в карманы и нахохлившись, спросил он.

– А то ты не знаешь.