Нет, серьезно, все так и было. Небольшой подросток двигался почти прямо на нас и прошел метрах в пяти от лодки. Черт его знает, почему я не выстрелила – то ли ждала лучшего ракурса для верного выстрела, то ли рука не поднялась на это чудо. Зато Оля умудрилась и сфотографировать его, и снять на видео, не знаю уж, как ей это удалось. Все это заняло меньше минуты – альбинос проскользил мимо и растворился в тумане, оставив ощущение очередной шутки судьбы, в которую мы, конечно же, не верим.

А потом мы поехали за косатками, туман разошелся, и мы сделали множество фотографий и взяли пять биопсий. Светило солнце, волны почти не было, косатки разбились на группы и хорошо подпускали, вежливо подставляя свои лоснящиеся бока, – в общем, мы попали в рай для косатковедов. В какой-то момент мы подошли к группе, в которой одно животное все время выныривало чуть позади остальных. Приблизившись, мы обнаружили, что это калека: у косатки был так искривлен позвоночник, что она, похоже, не могла быстро плавать. При этом она не выглядела истощенной или больной – видимо, родичи как-то заботились о ней, делясь рыбой. Косатки вообще нередко делят добычу, особенно если она достаточно крупная. В Авачинском заливе самки часто делятся лососем со своими отпрысками, причем не только с детенышами и подростками, но и со взрослыми сыновьями, существенно превосходящими по размеру кормилицу-мать. Возможно, курильскую калеку тоже подкармливала ее мама.

Ближе к вечеру снова опустился туман, но все доступные косатки были к тому времени сфотографированы, наконечники для стрел – на исходе, так что мы с чистой совестью решили возвращаться на яхту. Правда, это оказалось не так просто – видимость упала метров до пятидесяти, и, даже получив по рации координаты яхты и приехав в эту точку, мы нашли судно не сразу, так как его успело немного снести. Мы остановились, заглушили мотор и стали прислушиваться в надежде услышать голоса наших яхтсменов – и вдруг влажный воздух пронзил протяжный трубный звук, похожий на охотничий рог. Оказывается, у Сергея на яхте был подаренный кем-то старинный туманный рожок, и вот наконец выпал шанс использовать его по назначению.

Следующим утром мы все-таки двинулись через пролив к Онекотану. Солнце закрыли низкие свинцовые облака, но зато не было тумана, а ветер хоть и поднялся, но не слишком сильный, – наблюдать было можно. Тем не менее за первую половину дня никаких китообразных мы так и не увидели. Лишь ближе к середине пролива вдалеке наконец мелькнул заныривающий хвост. Мнения разошлись – кому-то показалось, что это горбач, а кому-то – что кашалот. В первом случае следовало немедленно ехать в ту сторону, во втором – взять точку GPS и двигаться дальше своей дорогой. К счастью, кит вскоре разрешил наши сомнения, вынырнув снова. Он выпустил высокий вертикальный фонтан, всем своим видом показывая, что он уж точно не кашалот. Значит, горбач? Мы прижали к глазам окуляры биноклей. Кит выдохнул еще раз, изогнул спину, вот сейчас покажется плавник… но где же он? Спина гладкой дугой ушла под воду, а следом поднялся хвост – совсем не горбачиный, а изящный треугольный хвост гладкого кита.

Это было невероятно. Два гладких кита за несколько дней? Или это тот, с Атласова, успел дочапать сюда, пока мы гонялись за косатками? Мы быстро загрузились в лодку и отправились прояснять ситуацию. Она прояснилась быстро – кит оказался другим, нам действительно сказочно повезло! Но на этом везение кончилось, так как характер у этого гладкого оказался ничуть не лучше, чем у предыдущего, а погода была гораздо хуже – мы подпрыгивали с волны на волну, пытаясь к нему подойти, а он без особых усилий снова и снова оставлял нас в дураках. Наконец мы отчаялись и вернулись на яхту, чтобы успеть завершить рейс до конца оплаченного срока.

В целом работа с яхты показалась нам перспективной – за пару недель мы встретили двух гладких китов, нескольких горбачей и множество косаток, и все это в рамках бюджета, которого едва хватило бы на пару дней аренды нормального судна. Этот опыт пришелся очень кстати – на следующий год я получила грант на поиск и описание критических местообитаний китообразных в дальневосточных морях, для чего нам нужно было покрыть рейсами довольно большую площадь за небольшие средства.

В августе 2015 года мы запланировали пройти вдоль восточного берега Камчатки. В этот рейс Сергей решил взять с собой помощником Сергея Леонидовича Пасенюка, знаменитого командорского яхтсмена и художника. Наш опыт знакомства с Пасенюком начался с крайне неудачной телеги для катера, которую он сварил нам за пять лет до этого. Узнав, что нам предстоит идти с ним на яхте, мы насторожились, но понадеялись, что сварщик он, может быть, и не очень, но уж как яхтсмен-то точно профессионал. В принципе так оно и оказалось, но не совсем в том смысле, в каком мы ожидали.

Бурдин тем летом тоже планировал рейс на восток Камчатки на грант, полученный от Русского географического общества на изучение горбачей, и мы решили скооперироваться. В отличие от нас, Александр Михайлович не собирался экономить на своем комфорте и арендовал ПТР «Лещ» – небольшое по морским меркам грузовое судно, которое тем не менее существенно превосходило размерами нашу яхточку, имело каюты, камбуз и даже кока. Мы собирались дойти на нем с Командор до Карагинского залива, а там уже перебазироваться на «Эмму».

Путь от острова Беринга до Карагинского залива прошел в основном в тумане. В Карагинский мы пришли ночью и продолжали двигаться на север, когда в шесть утра я и наш командорский волонтер Леша сонно выползли на верхний мостик на первую вахту. Приставив к глазам бинокль, я попыталась сфокусироваться на море – и тут прямо в центре поля зрения вызывающе вынырнула косатка, потом еще одна и еще. Пришлось устраивать коллегам срочную побудку и спускать лодку. Косатки оказались добрые и веселые, они без проблем дали себя отснять, совершенно не обращая внимания на лодку, что было нам просто как бальзам на душу после двух месяцев, проведенных в обществе их командорских сородичей. Когда мы отсняли группу и бросили в воду гидрофон, причина такой благожелательности сразу же стала понятна: из наушников раздавались знакомые, родные крики типов К5 и К7, так что стало ясно – это кто-то из авачинских косаток. Завсегдатаи Авачинского залива давно привыкли к шуму судов и преследованию назойливых моторок и относятся к этому философски, не то что избалованные тишиной заповедной акватории командорцы.

Вернувшись на борт, я сразу полезла искать снятых косаток в авачинском каталоге. Это оказалась группа Чайки из племени КВ (или, как его иногда называют по-русски, Каби). К этому же племени относятся Кармен и Гусли, которые встречаются в Авачинском заливе почти ежегодно, и еще две чуть менее регулярно появляющиеся семьи – Хуки Младшего и собственно Каби.

Время поджимало, так что мы поспешно отправились дальше. Бурдин решил сначала обойти Карагинский с моря, а затем с севера зайти в пролив Литке. Ближе к вечеру мы увидели в море пару высоких фонтанов и приготовились уже было спускать лодку, но, приглядевшись, поняли, что перед нами не горбачи, а финвалы. Раньше эти киты попадались нам редко. Вторые по размеру после синего кита, финвалы пользовались большой популярностью у китобоев и были почти так же старательно истреблены во времена коммерческого промысла, но в последнее время начали постепенно восстанавливаться, хотя и не так быстро, как горбачи. Командорские воды они почему-то не любят – за все время работы мы наблюдали их там всего пару раз, – но в водах Восточной Камчатки стали встречаться все чаще. Пока мы крутились возле этой пары, фотографируя их с борта судна, на горизонте показались еще фонтаны. Мы попросили рулевого пройти в ту сторону. «Лещ» бодро направился в море, фонтаны были все ближе и ближе, вот уже скоро в бинокль станут видны спины, и мы узнаем, горбачи это или опять финвалы… но тут судно вдруг замедлило ход и начало разворачиваться. Я схватилась за рацию.