Да и как вообще можно ревновать герцога Веларде, пусть даже у него…

— To есть вы не знаете? — с усмешкой поинтересовался он, опустив ее выпады, и Кристина, еще вперед собственного ответа, почувствовала необъяснимое облегчение.

— To есть вы тоже не знаете? — все еще с вызовом спросила она и смело посмотрела в его веселые глаза. Он явно потешался над собой, а не над ней, и его слова стали тому подтверждением.

— Да, я все предусмотрел.

Они прыснули вместе.

Наверное, нельзя было представить более нелепой ситуации, но они оба хотели избавиться от стыда, от собственных подозрений, от всех трудностей нынешнего дня и предыдущих слов, от непонимания и неприязни; и пусть их обоюдный неудержимый смех казался совершенно неуместным в первую брачную ночь, он очищал, освобождал и объединял, и Кристина за эти короткие минуты узнала Сантьяго Веларде куда лучше, чем за все предыдущие месяцы их знакомства. Он смеялся так искренне и так задорно, как дурному человеку, хранящему камень за пазухой, не под силу. А Кристине от его смеха становилось вдвойне радостно и немного волнительно.

После этого все сделалось удивительно просто и понятно.

— Я не обижу вас, Кристина, клянусь! — еще раз пообещал он, и на этот раз в его голосе не было ни раздражения на обстоятельства, ни чувства вины перед ней, и она подалась вперед и протянула ему руку.

— Я верю вам, Сантьяго!

Он поклонился и как-то очень приветливо коснулся губами ее пальцев. Кристина отвела взгляд и коротко вздохнула. Она сошла с ума. Она совершенно определенно сошла с ума, иначе зачем бы мысленно снова произнесла его имя, словно пробуя его на вкус и находя в нем необъяснимую прелесть? Удивительное имя — оно могло бьпгь и жестким, и мягким, и холодным, и очень теплым, — совсем как и его владелец.

Сантьяго…

Ох!..

— Вы с утра возвращаетесь в столицу? — спросипа Кристина, чтобы отогнать шальные мысли и, получив утвердительный ответ, продолжила: — Как вы собираетесь объясняться с его величеством? Я бы не хотела, чтобы из-за меня между вами возникло очередное непонимание. Быть может, вы все-таки сочтете возможным рассказать ему правду? Как рассказали мне?

В глазах Сантьяго промелькнуло короткое раздражение, потом он качнул головой и прошелся по комнате.

— Между вами и Рейнардо существует большая разница, Кристина, — не слишком понятно начал он. — Вы верите в то, что Керриллар способен вас убить, а Рейнардо я доказать это не смогу. Поэтому и историю о попытке вас защитить он не примет. И все же я постараюсь извлечь пользу и из его ревности. Рейнардо хоть и делает вид, что не знаком с тщеславием, в действительности весьма ему подвластен. А вот скрывать собственные эмоции его величество не умеет и в случае посвящения в мои планы может порядочно их испортить. Так что простите, Кристина, но Рейнардо придется какое-то время помучиться. Зато потом он сможет утешать себя мыслью, что сохранил вам жизнь.

Кристина посмотрела на него с удивлением, хотя тут же устыдилась самой себя. Он решил, что в этой истории она беспокоится о чувствах Рейнардо, — и так и должно было быть! Но Кристину волновали безопасность и спокойствие герцога Веларде, и она многое бы дала, чтобы он это понял.

— Мне кажется, к моему благополучию его величество не имеет никакого отношения, — сухо проговорила она, не в силах при всем своем желании припомнить ни одного поступка Рейнардо, за который ей стоило бы его поблагодарить. Он говорил красивые слова, но не делал ничего из обещанного. Даже охранная грамота оказалась затеей Сантьяго, а не его кузена. Быть может, потому и сердце Кристины было глухо к королевским ухаживаниям… но открылось настоящим поступкам?

— Вы обижены на него, Кристина, не так ли? — снова по-своему истолковал ее тон Сантьяго и покачал головой. — Вы искали у него защиты от меня, но он не мог вам ее дать, как бы ни хотел. Вы должны понять…

Кристина поморщилась, не давая ему договорить.

— Вы относигесь к кузену, как к ребенку, Сантьяго, и, мне кажется, не очень в этом правы, — пояснила она. — Ваш долг — оберегать его, и вы безупречно его выполняете, но, возможно, он играет с вами злую шутку. В этой опеке вы, подобно регенту, не даете Рейнардо самостоятельности, и он постепенно привыкает к тому, что все решения за него принимают другие люди. И однажды наступит такой момент, когда он откажется от нее окончательно. Ведь брать на себя ответственность за выбор очень сложно — и это ваши слова, с которыми я совершенно согласна. А что будет потом, вы не задумывались? Даже если вы избавитесь от сеньора Керриллара, на его место придет другой и будет править страной так, как ему заблагорассудится, только потому, что он не побоится этой ответственности. Простите, что пытаюсь учить вас, но его величеству надо дать свободу и возможность почувствовать все ее достоинства и недостатки. Иначе он так и останется инфантильным ребенком, не способным управлять государством, и все ваши усилия по сохранению для него трона пропадут даром.

Она поймала его взгляд, чувствуя, что щекам становится жарко. Кто, спрашивается, интересовался ее мнением в этом вопросе и кому она надумала давать советы? Решила, что хорошо знает Рейнардо, просто потому, что сумела побудить его к действиям? А ну как и не ее это вовсе была заслуга, и герцог сейчас усмехнется покровительственно, поблагодаркгг ее за заботу и посоветует заниматься своим делом? Он же не Рейнардо, его не заставить поступать так, как ему не хочется, и уж не Кристине…

— Ваша проницательность, Кристина, настолько невероятна, что начинает меня пугать, — без малейшей неприязни сообщил Сантьяго Веларде и снова опустился на софу. Взбил подушку, примеряясь к ней, а у Кристины зацарапало в душе стыдом.

Она причиняла ему столько беспокойств, а он даже не злился. Как такое могло быть? — Впрочем, я, пожалуй, прислушаюсь к ней, — добавил он, устроившись спиной на подушке, однако одного взгляда было довольно, чтобы понять, насколько неудобна такая постель. Но что Кристина могла сделать? Не предлагать же… — Если Рейнардо решит стать достойным вас, я предоставлю ему такую возможность.

Кристина тут же забыла все предыдущие мысли.

— Стать достойным меня? — переспросила она и покачала головой. — Вы, кажется, меряете его величество какими-то неправильными мерками. Разве король должен что-то доказывать?

Сантьяго вполголоса усмехнулся.

— Король, может, и не должен, — заметил он, — но мужчина — несомненно. А я продолжаю надеяться, что Рейнардо все-таки считает себя мужчиной. Даже когда ведет себя, как мальчишка.

Кристина скрыла смешок: негоже было подобным образом отзываться о короле. Она не хотела считать себя тщеславной, но не могла не согласиться с мужем в подобранных им Рейнардо определениях. Быгь может, эта откровенная незрелость и не позволила Кристине оценигь в Рейнардо мужчину? А может быть, что-то совсем другое…

— Пожалуй, уже можно гасить свет, — после недолгого молчания проговорил Сантьяго. — Спектакль подходит к своему завершению, и теперь нам полагается отдаться во власть Морфея. Если вам завтра будет лень рано вставать, можете сослаться на недомогание. А я распоряжусь, чтобы Матильда прислала за бельем самую юную горничную, которой не с чем сравнивать хозяйские простыни.