Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они продолжили разговор о том, сколько людей может собрать Сугита, и он поклялся передать домен только Каэдэ. Сугита сообщил, что отправится в путь на следующий день и вернется в Маруяму до нового года. Затем он между делом упомянул:
– Как жаль, что Отори Такео мертв. Если бы вы вышли за него замуж, имя и связи с Отори сделали бы вас еще могущественней.
Сердце Каэдэ словно остановилось, душа ушла в пятки.
– Я не слышала о его смерти, – сказала она, борясь с дрожью в голосе.
– Так говорят люди. Подробности мне не известны. Полагаю, это очевидное объяснение его исчезновению. Возможно, всего лишь слухи.
– Пожалуй, – согласилась Каэдэ, думая про себя: «Возможно, он лежит мертвый в открытом поле или среди гор, а я ничего не знаю». – Я устала, господин Сугита. Простите.
– Госпожа Ширакава. – Он поклонился и встал. – Мы будем держать связь, пока позволяет погода. Я жду вас в Маруяме весной: клан поддержит ваши притязания. Если что-то изменится, я постараюсь оповестить вас.
Каэдэ пообещала то же самое, с нетерпением дожидаясь, когда он уйдет. Убедившись, что Сугита в комнате для гостей, она в смятении позвала Шизу-ку. Когда та вошла, Каэдэ тотчас стиснула ее руки:
– Ты что-то от меня скрываешь?
– Госпожа? – удивилась Шизука. – О чем вы? Что случилось?
– Сугита сообщил мне о смерти Такео.
– Это всего лишь слухи.
– Но до тебя они тоже дошли?
– Да, но я не верю. Мы бы узнали о его смерти. Вы побледнели. Вам нельзя переутомляться, иначе снова заболеете. Я приготовлю постель.
Шизука отвела ее в спальню. Каэдэ опустилась на пол, сердце тревожно билось.
– Я боюсь, что он умрет до того, как я его увижу. Шизука села рядом, развязала пояс и помогла снять одежду для приема гостей.
– Я сделаю тебе массаж. Не шевелись.
Каэдэ беспокойно вертела головой, хваталась за волосы, сжимала и разжимала кулаки. Даже руки Шизуки не могли ее успокоить, они лишь напомнили о невыносимом вечере в Инуяме и о последовавших событиях.
– Ты должна все выяснить, Шизука. Мне нужно знать наверняка. Пошли кого-нибудь к своему дяде. Пошли Кондо. Пусть отправляется немедленно.
– Я думала, ты стала его забывать, – пробормотала Шизука, не прекращая работать пальцами.
– Я не могу забыть Такео. Я пыталась, но как только слышу его имя, ко мне возвращается память. Помнишь тот день, когда мы впервые встретились в Цувано? Тогда я его полюбила. Я была околдована, это болезнь, от которой мне никогда не излечиться. Ты сказала, что мы с ней справимся, но это не так.
Лоб горел под пальцами Шизуки.
– Может, послать за Ишидой? – встревоженно спросила она.
– Я томлюсь от вожделения, – тихо произнесла Каэдэ. – Доктор Ишида здесь бессилен.
– Вожделение очень просто утолить, – спокойно ответила Шизука.
– Я хочу только его. Ничто, никто не сможет мне помочь. Я знаю, придется жить без него. У меня обязанности перед семьей, которые я непременно выполню. Но если он мертв, то скажи мне.
– Я напишу Кенжи, – пообещала Шизука. – Завтра пошлю Кондо, хотя он нам так нужен…
– Прошу тебя, – взмолилась Каэдэ.
Шизука заварила ивовые ветки, которые оставил Ишида, и подала Каэдэ. И все же девушка плохо спала и проснулась вялой, в поту.
Приехал Ишида, наложил китайскую полынь и взялся за иглы, ругая Каэдэ за то, что она не следит за своим здоровьем.
– Ничего серьезного, – сказал врач Шизуке, когда они выходили из дома. – Скоро пройдет. Госпожа слишком чувствительна и предъявляет к себе высокие требования. Ей следовало бы выйти замуж.
– Каэдэ согласится выйти только за одного человека, а это невозможно, – сказала Шизука.
– За отца ребенка?
Она кивнула:
– Вчера до нее дошел слух, что он умер. Поднялась температура.
– Ах…
Врач сидел с отсутствующим взглядом.
– Я боюсь за нее, – призналась Шизука. – Как только снег отрежет нас от всего мира, она начнет грустить.
– У меня есть письмо от господина Фудзивары. Он хотел пригласить Каэдэ в гости на пару дней. Смена обстановки поднимет ей настроение.
– Господин Фудзивара так добр к нам и столь внимателен, – механически высказала формальную благодарность Шизука, забирая письмо.
Она явственно ощущала присутствие рядом мужчины, чувствовала, как они на мгновение коснулись руками. Его задумчивый взгляд зажег в ней искорку. Пока болела Каэдэ, они проводили вместе долгие часы, и Шизука восхищалась терпением и мастерством врача. Он был добр, в отличие от остальных мужчин, которых она знала.
– Вы придете завтра? – спросила она.
– Конечно. Вы передадите мне ответ госпожи Каэдэ. Вы ведь поедете вместе с ней к господину Фудзиваре?
– Конечно! – игриво произнесла Шизука, подражая манере Ишиды.
Он улыбнулся и снова дотронулся до ее руки. Она задрожала от прикосновения. Шизука очень давно не была с мужчиной. Ей неожиданно захотелось ощутить его руки на своем теле, возлечь с ним, обнять его.
– До завтра, – сказал он, его взгляд был нежен, словно он догадался о ее чувствах и разделял их.
Шизука надела сандалии и побежала за слугами, чтобы приготовить паланкин.
У Каэдэ упала температура, к вечеру почти вернулись силы. Она весь день лежала, не вставая, согревшись под кипой теплых одеял, рядом с жаровней, которую решила разжечь Аямэ. Каэдэ думала о будущем. Не исключено, что Такео умер, и его ребенка больше нет. Сердце рвалось последовать за ними в иной мир, но разум подсказывал, что она проявит лишь слабость, если лишит себя жизни и бросит на произвол судьбы тех, кто от нее зависит. Так может поступить женщина, но не мужчина ее сословия.
Шизука права, думала Каэдэ, мне сейчас может помочь только один человек. Надо попытаться договориться с Фудзиварой.
Шизука принесла письмо, которое передал Ишида. Фудзивара прислал подарки на новый год: рисовые пироги особой формы, сушеные сардины и сладкие каштаны, морскую капусту и рисовое вино. Хана и Аи готовились на кухне к празднику.
– Он мне просто льстит – использует мужскую манеру письма, будто я должна ее понимать, – сказала Каэдэ. – Но здесь так много незнакомых иероглифов. – Она глубоко вздохнула. – Мне надо учиться и учиться. Хватит ли одной зимы?
– Ты поедешь к господину Фудзиваре?
– Думаю, да. Он мог бы обучать меня. Как считаешь, возьмется?
– Он об этом только и мечтает, – сухо ответила Шизука.
– Я боялась, что он видеть меня не захочет, а он, оказывается, ждал моего выздоровления. Мне уже лучше, мне очень хорошо, – с сомнением в голосе произнесла Каэдэ. – Надо заботиться о сестрах, о землях, о людях.