Дорога шла вдоль кладбища. «Очень кстати», — подумала Ким. Она остановила машину капотом к цепи ограды и заглушила мотор. Ким замерла, пережидая нечеловеческую пытку. Перед закрытыми глазами пульсировала белая сверкающая пелена. Ким боялась, что в любую минуту может потерять сознание.

Томпсон смотрел на утопленника. С берега раздался крик.

Сержант Чейз, майор Рамси и доктор дружно повернулись. У серых скал размахивал руками солдат, он что-то нашел на пляже, что-то мокрое, темное, размером с человека.

Толпа зевак уставилась на берег, все разом заговорили.

Майор вздохнул: «У него что, рации нет?» И незаметно от всех нажал кнопку на поясе. Просто он забыл включить передатчик. Только признаваться в этом не хотелось.

Доктор Томпсон пробормотал под нос: «О господи!». Чейз кивнул, его явно не радовала перспектива осматривать еще одно тело.

По берегу разносился стук молотков. К солдатам, сооружавшим забор, присоединились еще трое, и работа пошла быстрее.

Томми Квилти стоял у себя во дворе и увлеченно глядел на заграждение перед клубом. Стоял он, надо сказать, под тем самым кленом, на котором повис шарфик Ким. Налетел ветер, и шарфик закружился у Томми над головой.

Чайка заинтересовалась ярким предметом и попыталась определить степень его съедобности. Томми открыл тетрадь с рисунками. На одной из картинок были изображены он сам, клен и птица. Заметив над головой какое-то движение, художник поглядел вверх. Шелковая ткань мягко опустилась на лицо.

Шелк приятно холодил кожу, Томми замер. Какое восхитительное ощущение! От шарфа веяло духами. Перед глазами возник образ милой темноволосой женщины. Она с кем-то спорила и от этого казалась еще красивее. Томми знал, что ссора бессмысленна. Новое видение: мисс Лэрейси стоит на пороге своего дома и машет рукой все той же красавице. Теперь понятно, как ее найти. Мисс Лэрейси — лучший друг, надо к ней наведаться. Он по-прежнему стоял, откинув голову назад, и вдыхал аромат чудесных духов. Из груди рвался смех, остановиться было невозможно, даже губы защекотало. Пришлось сорвать с лица платок и почесать рот.

Голова болела нестерпимо. Ким не понимала, где находится, ее мутило. В глазах опять все двоилось: кладбищенская ограда, могилы, белая церковь. Такие приступы с Ким случались трижды, и всякий раз выбивали из колеи на целый день. По интенсивности боли с мигренью мог посоревноваться разве только свищ, подкосивший Ким пару лет назад. Свет слепил. Звуки сверлами врезались в уши. От малейшего движения глазам становилось невыносимо больно.

Ким дрожащими руками открыла сумочку, нащупала пузырек с ибупрофеном, открыла крышечку и вытряхнула на ладонь сразу три таблетки, хотя знала, что толку уже не будет. Жалко, запить нечем. Во рту совсем пересохло, таблетки чуть не застряли в горле. Казалось, в голову лупят молнии, выжигая мозг. Пришлось закрыть глаза.

Больно, слишком больно. Ким протянула руку, немного повозилась с замком и открыла дверцу. Свежий воздух хлынул в салон и слегка освежил лицо.

Она скорчилась на сиденье. Снова затошнило. Ким открыла рот. Вот сейчас, сейчас… Нет, обошлось. От боли шумело в ушах. Перед глазами колыхалось белое марево. Сознание уплывало. Ну и пусть.

«Если не вылезу из машины, упаду в обморок, — подумала Ким. — Надо на воздух». Вот только сил на то, чтобы выбраться, уже почти не было. Так, перетащить ноги через порог и опустить их на гравий. Теперь встать. Впереди — ворота кладбища. Там можно посидеть. Там трава. Может, от движения станет легче? Ким добрела до железной опоры ворот, повисла на ней и закрыла глаза.

Она снова разлепила веки. Белая пелена не только не пропала, но стала еще гуще. Шум в ушах нарастал. «Давай, давай, не стой, — сказала себе Ким. Она сделала три шага по дорожке. Впереди простирались ряды серых камней. — Отвлекись. Читай надписи». «Ньюэлл», «Бишоп»… «Блеквуд» — было выбито на третьей плите. Ноги у Ким подкосились. Она споткнулась о камень и упала на могилу Эмили Блеквуд.

Джозеф смотрел в окно гостиной, он ждал Ким. Вид океана, что раскинулся вдали, вызывал смутное беспокойство. На воде качались катера, мелькали военные аквалангисты, на причале толпились зеваки, приехали полиция и армейские машины, набежала ребятня. Со дна один за другим всплывали тюки, очень похожие на человеческие тела. Интересно, утопленники наябедничают, что Джозеф уже видел их и никому не сказал?

Он посмотрел на часы. Цифры должны что-то означать. Их для того и придумали. Джозеф долго шевелил губами, пока не решил, что Ким звонила пятнадцать минут назад. Мимо проехала машина, с виду очень похожая на ее «фольксваген». Да и женщина за рулем смахивала на Ким. Тари хотела выскочить на улицу, но Джозеф ее не пустил. Снаружи опасно.

Нельзя никуда выходить. И нельзя никого впускать, пока не убедишься, что это свой. Хотя, конечно, всегда легко ошибиться и принять подделку за настоящие чувства, а подменыша за близкого человека. Ким. Как она выглядит на самом деле? Как ее опознать? Можно ли верить собственным глазам? Она — мишень, это ясно. Но других сведений нет.

— О чем вы с мамой говорили? — спросил Джозеф. На этот раз Тари не рисовала, а играла на ковре с темноволосой куклой.

Дочь пожала плечами.

— Да так, ни о чем.

— Но она ведь звонила.

Тари рассмеялась:

— Да. Она только что проехала мимо на машине. Наверное, разворачивается. Ты сам так сказал.

— Сказал, и совсем недавно.

Тари покачала головой и поднялась на ноги. Она держала куклу за волосы, та молча болталась в воздухе. Обе они, Тари и кукла, посмотрели на Джозефа, потом повернулись, словно собрались выйти из комнаты.

— Иди перекуси, — сказал он нервно. Перед глазами мельтешили белые точки, все время хотелось отмахнуться. — У тебя голодный вид. Мама скоро приедет.

— А можно мне овсяных хлопьев?

— Конечно. Сегодня день вкуснятины. Все, что в рот полезет, — твое.

— Ура!

Тари поскакала на одной ножке из гостиной в прихожую, оттуда — на кухню. Джозеф снова повернулся к окну. Миска с хлопьями и стакан сока. Они могут разбиться, Тари порежется. Осколки вопьются в тело. Надо самому зарезаться, чтобы защитить дочь. Или навредить ей. Что выбрать? Он пососал нижнюю губу. Кусочек кожи оторвался, Джозеф осторожно разжевал его и потер ямочку на подбородке. «Я очень страшный? На кого я похож? Что подумает Ким, когда меня увидит? И где она? Я же с ней говорил. Или это была Клаудия? Нет, Клаудия просто заходила, чтобы отдать подарок. У нее полные губы, чувственные губы. У Ким губы тоньше, но тоже красивые. А где Клаудия? Или они с Ким теперь одно целое? Если они меня дурачат, — Джозеф страшно разозлился, — если они меня дурачат, убью обеих, и да поможет мне Господь».

— Прекрати шуметь, — крикнул он через плечо.

— А я ничего и не делаю, — ответила Тари. Она уже стояла рядом и рисовала сипим фломастером на тыльной стороне правой ладони свое имя: ТАРИ.