Франческа уселась у стойки и стала постукивать каблучками об пол. Она очень боялась, что человек, с которым она разговаривала, не придет. Не отрывая взгляда от входа, Франческа одновременно следила за Альдо.

Альдо был из тех, кто не задает лишних вопросов. У стойки его бара сидела несовершеннолетняя, возможно, еще школьница — уж у него-то взгляд наметан, — но ему было на это плевать.

Он видел ее не в первый раз. Эта девица появлялась здесь и раньше, болтала то с одним, то с другим. И вроде бы Альдо видел, как она ходила в туалет в компании взрослых мужчин.

В бар она стала ходить с тех пор, как отец перестал ее бить, но вот этого Альдо не знал.

Франческа барабанила пальцами по мраморной поверхности и считала про себя до десяти. Затем снова принималась считать.

Мужчина все-таки пришел.

Франческа вскочила, и он сразу же смог разглядеть ее великолепную фигурку. На мужчине был превосходный черный костюм; глаза были спрятаны за стеклами дорогих очков.

Приблизившись, он уверенно протянул ей руку:

— Роберта? Нет, Франческа… Франческа, верно?

Быстро оглядев жалкий притон, он заказал для себя безалкогольный клубничный коктейль и тут же добавил:

— Два, пожалуйста.

Франческа зарделась. Ее трусики торчали из-под юбки, но она не подавала виду, что смущена. Она сидела перед мужчиной в годах, перед зрелым, опытным мужчиной, а сама еще ни разу не занималась любовью.

— Итак? — произнес незнакомец.

Интересоваться причинами, по которым эта молоденькая красивая девочка назначила ему встречу в баре, не входило в его профессиональные привычки.

— Прошу прощения, у меня мало времени… Скажи мне, что ты умеешь делать. Вернее… — улыбнулся он, — что бы ты хотела делать.

Франческа растерялась. Она и так не особенно хорошо умела объяснять, а сейчас язык будто присох к нёбу; стакан в ее руках задрожал.

«Н-да, ничего хорошего», — подумал незнакомец.

Франческа битых две минуты бормотала что-то невразумительное: это… ну вот… в общем-то… и все в таком духе.

— Я могу работать только ночью, — удалось ей наконец проговорить.

Мужчина шумно всасывал в себя молочно-клубничную смесь. Франческе ничего в горло не лезло.

— Никаких проблем, — вытер он рот салфеткой, — скорее наоборот.

Франческа старалась шевелить мозгами на предельной скорости: ей надо сказать что-то такое, что немедленно покорит его. Только в этом случае он не посмеет предложить ей место посудомойки или официантки. И он такой видный, такой элегантный… Она хотела, чтобы он взял ее с собой, восхищался ею — не он, так другой, кто угодно.

— Моя мечта — клуб «Тартана», — сорвалось с ее губ.

Фраза повисла в воздухе. Она прикусила губу от стыда: кажется, сморозила глупость.

Мужчина внимательно смотрел на нее сквозь очки. Нет, она может рассчитывать только на свое тело. Какая там посудомойка…

— Я хочу быть танцовщицей, — сказала она. — Я хочу танцевать на тумбе и… в приватном кабинете. В общем, где вы скажете. Но танцевать!

Она напоминала ему маленького загнанного зверька. Случай был сложный. Ему еще не приходилось сталкиваться с подобным. Но она так хороша собой…

— Ты совершеннолетняя, конечно…

Франческа кивнула.

Она была такой податливой, такой уступчивой. «Никакого сопротивления, — подумал незнакомец. — Бери ее, бей об стену, еще и спасибо скажет».

— Ты привлекательная, — сказал он, не снимая очков, — очень привлекательная.

Голос его был одновременно и жестким, и успокаивающим.

— «Тартана», говоришь. Это хорошее место… К нам приезжают со всей Италии, да и из-за границы тоже.

Франческа смущенно заулыбалась:

— По правде сказать, я там не была никогда. Только на фотографии видела…

«Да этой все что хочешь в рот засовывай — она только благодарить будет, хвостиком вилять, как сучка», — подумал мужчина и широко улыбнулся, обнажая белоснежные зубы.

— Только у меня проблема с машиной. У меня пока еще нет прав…

— Об этом не беспокойся. Об этом… мы сами позаботимся.

Очень ладная. Телка хоть куда. Отличные ноги, красивая задница. Грудь не особенно большая, но с этим можно повременить. Итальянка, да еще и несовершеннолетняя — такую можно отправить на яхты Пунта-Ала, по двести пятьдесят тысяч лир она будет нарасхват у папиков…

Он отставил бокал и снял очки, чтобы получше рассмотреть ее лицо. Под глазами у него оказались огромные воспаленные мешки.

— Дело в том, что в «Тартане» у нас и так много девушек, мы не можем взять еще одну. Надеюсь, ты не сильно расстроилась, — хищно улыбнулся он.

Франческа пошатнулась. Ей показалось, что в животе у нее рождается тошнотворный ком.

— Но у меня есть еще одно заведение в Фоллонике.

Франческа уцепилась за эти слова, как утопающий за соломинку. Она сама не знала, почему ей так хочется получить работу, о которой она не имела никакого представления.

Мужчина же думал совсем о другом. Он думал, что в рот она будет брать еще лучше, чем целоваться.

— Это заведение — очень приличное и известное. Там даже круче, чем в «Тартане».

Услышав такое, Франческа чуть не рухнула к его ногам.

— Туда непростые люди ходят, понятно? Там собираются те, про кого в журналах пишут. «Новелла 2000» — видела такой? Не хухры-мухры…

— Мне бы хотелось, — засияла Франческа, — мне бы так хотелось попасть когда-нибудь на телевидение!

— Правильно, — подхватил ее мысль незнакомец, — это непросто, но ты должна верить в себя, а я уж тебе помогу… — продолжал он вешать ей лапшу на уши. — Но в мои клубы, запомни это, ходят только приличные люди. Туда пускают только в костюмах. Посетители из Милана, из Рима, куча телепродюсеров… Я с ними лично знаком.

Он встал и протянул ей руку. Франческа тоже встала. Он снова оглядел ее с головы до ног и добавил:

— Ты не останешься незамеченной.

Франческа улыбнулась ему счастливо и невинно.

— Ну так что же, ты согласна?

Мужчина вытащил огромный бумажник из крокодиловой кожи и расплатился за коктейли.

— Я устрою тебе просмотр. На следующей неделе. Мы тебе позвоним, Франческа. Франческа… как?

— Морганти.

— Хорошо, Франческа Морганти, ты мне нравишься. У тебя есть талант. Я такое кожей чувствую. Мы вместе наделаем дел. Но сначала надо посмотреть, как ты танцуешь. Как вообще справляешься. Дашь мне свой номер?

Франческа заколебалась: дать ему домашний номер — это еще хуже, чем отдать свои грязные трусы, — но все-таки дала.