Марк молчал.

– Дом похож на ограду под электрическим током или, точнее, аккумуляторную батарею, которая снабжает энергией эту ограду. И батарея эта заряжается людьми, которые в ней живут. Вот почему тебя призвали обратно. Впервые Дом остался пуст. В нем никто не живет, и заслоны стали рушиться. По обе стороны. – Биллингс пристально посмотрел на Марка. – С тех самых пор, как скончалась Кристина.

Ничего не ответив, Марк отвернулся. Сердце у него бешено колотилось, все тело покрылось пленкой пота, порожденного страхом.

– Граница представляет собой полупроницаемую мембрану. Это не сплошная стена, и без прочного заслона, разделяющего два мира, эти миры неизбежно столкнутся. Что, – закончил Биллингс, – обернется катастрофой.

– Значит, я здесь, чтобы подзарядить аккумулятор?

– Если ты сможешь это сделать.

– А что произойдет, если я откажусь?

– Ты не отказался. Ты вернулся.

– А что, если я уйду?

– Ты не сможешь уйти.

– И кто же меня остановит, если я разобью окно, выпрыгну на улицу и убегу?

– Дом, – сказал Биллингс, глядя ему прямо в глаза.

После этих слов наступило молчание.

– Откуда появился этот дом? – наконец спросил Марк. – Кто его построил?

– Те, Кто Ушли Раньше.

Это определение, обладавшее неопределенностью и иносказательностью древних веков, испугало Марка, и он молча выслушал рассказ мистера Биллингса о первых днях, когда заслон был только воздвигнут, о времени чудес, когда боги и чудовища разгуливали по земле, когда моря расступались, когда пророки предсказывали будущее, когда волшебные существа и воскресшие мертвые свободно общались с обыкновенными людьми. Работник объяснил, что после того как Дом был заселен, после того как он набрался сил и стал более действенным, более приспособленным для выполнения своих задач, все места «протечек» были закрыты, и доступ в Потусторонний Мир оказался заблокирован.

– Но нет ничего совершенного, – продолжал Биллингс. – И в прошлом отдельным духам удавалось проникнуть сквозь заслон. Однако Дом был построен, чтобы поддерживать законы рационального, и эти редкие исключения никак не сказывались на его задачах. Со временем Потусторонний Мир был забыт, перешел в разряд мифов и легенд, и если кто-то случайно натыкался на чудовище, оказывался в доме с привидениями, видел призрака, это воспринималось как увлекательная выдумка, в которую никто не верил.

Но вот теперь Дом не справляется со своими обязанностями. Обитатели другого мира все чаще проникают в этот мир, материальный, а обитатели вашего мира, наоборот, попадают на другую сторону.

Марк поймал себя на том, что ему отчаянно хотелось выпить.

– И давно ты здесь? – спросил он. – В Доме?

– Я был здесь всегда.

Этот ответ Марку не понравился.

– Ну а твоя дочь?

Работник нахмурился:

– Что?

– Она по-прежнему здесь?

Перед глазами Марка стояло хитрое детское лицо, и он поежился, чувствуя, как внутри шевелится возбуждение.

Биллингс недоуменно заморгал, и на его лице появилось выражение, очень напоминающее испуг.

– У меня нет никакой дочери, – ответил он.

Впервые с тех пор как Нортон приехал сюда, впервые на его памяти Биллингсон, похоже, был сбит с толку, и Нортон нашел в этом некоторое удовлетворение. Он сознавал, что это мелочно, что он должен быть выше пустого злорадства, и все же смятение наемного работника доставила ему удовольствие.

И в то же время наполнило ужасом.

Нортон не мог сказать, что ожидал увидеть здесь по возвращении. Дом с привидениями? Да. Призраки прошлого? Да. Но только не столь широкомасштабную, грандиозную, многоуровневую ситуацию.

Верил ли он в это?

У Нортона не было никаких сомнений в том, что наемный работник сказал правду. Только это одно и имело смысл. Однако рассказ Биллингсона оказался совершенно ошеломительным. Где-то в Бангладеш в крестьянина вселился демон, альпинист мельком увидел в Гималаях омерзительного снежного человека, и все только потому, что он, Нортон, больше не живет в своем доме в Окдейле? Подобная будничная связь на первый взгляд казалась совершенно невероятной, однако простое объяснение, данное Биллингсоном, связывало все воедино настолько, что у Нортона не оставалось никаких сомнений.

Но как же девочка?

Как ни рад был Нортон видеть потрясение Биллингсона, он испугался, обнаружив, что наемному работнику ничего не известно о девочке, которая якобы была его дочерью.

Донна.

Лишь подумав о ней, Нортон ощутил напряжение в паху. Однако то обстоятельство, что Биллингсон, казалось, знавший все, казалось, находившийся в центре всего происходящего, был в полном неведении относительно существования девочки, необъяснимым образом напугало Нортона. Какой бы ужас ни вселял в него Дом, здесь была какая-то логика, связная теория. Но девочка существовала вне всего этого. Она представляла собой нечто необъяснимое, непредсказуемое, и ее существование нарушало общее равновесие, еще больше усложняло и наполняло мраком и без того сложную и мрачную картину.

Разговор, а по сути дела, лекция, которую читал Биллингсон, прервался на самом интересном месте, когда Нортон заявил, что видел дочь работника, но тот, хоть и первоначально опешив, быстро взял себя в руки, спокойно посмотрел Нортону в лицо и невозмутимым тоном произнес:

– Уже поздно. Полагаю, нам лучше отложить этот разговор на завтра.

Нортон обвел взглядом гостиную. До этого момента они находились именно в этом помещении, и первой его мыслью было, что ему придется спать здесь – на диване, в кресле, на стульях или прямо на полу, – и он никогда не сможет покинуть гостиную.

Но когда он спросил, где ему спать, Биллингсон ответил:

– Твоя комната ждет тебя.

И действительно, спальня Нортона оказалась там же, где была всегда: на третьем этаже в конце погруженного в полумрак коридора. Вдоль обеих стен тянулись многочисленные двери, и Нортон внезапно поймал себя на том, что в детстве понятия не имел, что находится за этими дверями. Они всегда были закрыты и заперты, и ему даже в голову не приходило поинтересоваться, что за ними скрывается.

Помимо пространства и времени, существуют и другие измерения.

Вот что ответил Биллингсон на вопрос о точном местонахождении Дома относительно «Потустороннего Мира», и хотя Нортон ничего не сказал, это утверждение запало ему глубоко в душу, напугав его.

Тут Нортон чувствовал себя не в своей тарелке. Он страстно жалел о том, что приехал сюда. Конечно, это был ответ труса, Нортон все прекрасно понимал, но нисколько не обижался на подобное определение. Он предпочел бы иметь дело с миллионом демонов, чудовищ и прочих потусторонних явлений на улицах Финли, чем оказаться пленником здесь, в Доме. Там ужас вторгался в обычную повседневную жизнь. Здесь ужас был обычным повседневным явлением.