этот городок вымер бы. Или сошел бы с ума. Впрочем, последнее с маленькими городками часто случается.

– …В противном случае ЦКЗ давно бы уже обратил внимание. Они ведут статистику. Вы знали?[4]

Лука пожал плечами.

– Я вот думал… воздушно-капельный путь отпадает. Он дает слишком большие возможности инфекции. Кишечный? Тоже сомнительно. Дизентерия – это ладно, но… такая вот штука… нет, сомневаюсь, что миссис Эшби не мыла руки перед едой. Все миссис Эшби.

– Через койку?

– Возможно, – кивнул Джонни. Он сгорбился в кресле, подперев подбородок рукой. И губы вытянул, точно собираясь поцеловать. – Но… у него ведь были и другие женщины? Конечно, может статься, что заражение происходит не в ста процентах случаев, только тогда вопрос: почему столь избирательно? Почему заболела она вот и та, которая старая миссис Эшби?

И та, что была до нее. Легенда о семейном проклятии живет давно.

– А это ваше куру… как оно передается? – Лука обошел стол и встал у окна, спиной к покойнице, хотя терпеть не мог оставлять кого-то за спиной.

– Вам понравится.

Он почувствовал слегка безумную улыбку Джонни.

– Доктор Гайдузек был уверен, что заражение происходило во время ритуального поедания покойника. Такой вот… похоронный обряд.

Твою ж мать…

Томас очнулся за секунду до того, как она открыла глаза.

Шея затекла. И плечи. И кажется, все тело стало деревянным, тяжелым. Но он улыбнулся и сказал:

– Привет.

– Я видела дракона, – шепотом ответила Уна и улыбнулась. Попыталась. Улыбка у нее получилась кривой и какой-то односторонней. – Он взял меня на спину. И мы взлетели. Высоко.

Ему пришлось наклониться, чтобы услышать и разобрать ее речь. Уна пропускала некоторые буквы, да и слова получались какими-то скомканными, неправильными.

– Дракон – это хорошо.

– А потом он сложил крылья и рухнул вниз. Мы упали. Разбились, наверное. – Она облизала губы. – Я говорю, будто во рту камни, да?

– Да.

– А лицо? Кривое?

– Да, – не стал лгать Томас.

– Плохо. – Она прикрыла глаза. – Инсульт. Бывает. У нас здесь… приключаются. Ник дома?

– Нет. Но я позову Джонни. Он тоже врач…

Большей частью патологоанатом, но ведь должен разбираться в том, что происходит.

– Зови, – разрешила Уна и пошевелила пальцами. Подняла одну руку, потом вторую. И левую едва-едва получилось оторвать от одеяла. – Погань.

А вот звуки она стала произносить четче.

– Ты лежи здесь, – сказал Томас и понял, насколько нелепо это звучит. Куда ей деваться-то?

Может, и некуда, но когда он вернулся, с Джонни и Лукой, в тени которого пряталась Милдред, то обнаружил, что Уна пытается встать. Она сидела на краю кровати, явно с трудом удерживая вертикальное положение.

– Вот за это и не люблю живых, – признался Джонни. – Вечно они норовят режим нарушить.

– Н-надо…

– Кому надо? – Он решительно оттеснил Томаса. – Вам сейчас надо лежать. Тихо и спокойно.

– П-покойно, – повторила Уна и покачнулась-таки, но успела опереться на руку.

– Может, что и покойно. – Джонни перехватил ее руку и дернул, толкнув раскрытой ладонью в грудь. И Уна завалилась на спину. – Видите? Вас сейчас и мышь затопчет.

– Здесь нет мышей, – возразила Уна, вновь пытаясь подняться.

Вот же… упрямая.

– Мыши есть везде. – Джонни вцепился в ее запястье. – А теперь постарайтесь просто полежать. Недолго… надо же… удивительно. – Он цокнул языком. – Невероятно… конечно…

– Что невероятно? – Лука осматривал комнату, которая за время отсутствия Томаса совершенно не изменилась. Все та же сдержанная роскошь.

И вездесущие драконы. Их вид вызывал ноющую боль в затылке, будто этот затылок того и гляди треснет.

– Инсульт и вправду имел место быть. Но тромб уже рассосался, а кровообращение восстанавливается. Более того, я бы не поверил, если бы сам не был свидетелем. При инсульте опасны не тромбы, а именно нарушение кровообращения, вследствие чего происходит отмирание мозговой ткани. Но здесь… здесь я не вижу очагов некроза.

Это ведь хорошо?

Инсульт случился с матушкой. Просто взял и приключился. Не было ни усталости, ни головокружения, ни головных болей. Вообще ничего.

Матушка убирала. Готовила. Сплетничала. Осуждала. Обсуждала. И упала однажды, когда несла сахарницу на стол. Уже потом им сказали, что этот инсульт был третьим, что предыдущие она перенесла на ногах, вероятно, вовсе не обратив внимания на этакую мелочь, как внезапная головная боль и слабость. А этот…

Хоронили ее в темном строгом платье, которое с трудом сошлось, ибо было приготовлено загодя и с тех пор матушка успела набрать несколько десятков фунтов.

– Я вижу некоторое воспаление… остаточного свойства. И восстановление. Мозговая ткань не способна восстанавливаться, однако… она восстанавливается, – Джонни взялся за другую руку и закрыл глаза. – Ради бога, не шевелитесь.

– Я не верю…

– Я тоже, но все равно не шевелитесь. Я довольно паршивый диагност. Вот когда придется вас вскрыть… простите, если вдруг придется вскрыть вас, обещаю, что буду предельно аккуратен.

Как ни странно, Уна улыбнулась, будто ее развеселило это нелепое предположение.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста. Ваш мозг совершит переворот в науке.

– Он мне пока самой нужен.

– Это пока… будете спешить, совершит куда раньше, чем вы предполагаете. Поэтому ложитесь. У вас поразительные регенерационные способности. Интересно, это свойство вашей крови? Или… вашей болезни?

Руки он выпустил. И сказал:

– Отдых. И нормальное питание. Боюсь, лекарства здесь будут во вред.

Уна явно не была настроена отдыхать. А Джонни смахнул каплю крови, которая поползла по губе, и добавил:

– Вы же не хотите повторить судьбу той, другой девушки? Инсульт – такая вещь… он и повториться может, и тогда не факт, что ваша кровь вас спасет. Вполне вероятно, что последствия будут куда более разрушительными. Для тела. Тело, оно имеет свой запас прочности. Порой поразительный, но искушать судьбу не стоит.

Уна засопела. Но легла.

– Завтра утром я вас осмотрю. И тогда решим, как быть дальше.

– Мне в туалет надо. – Она откинулась на подушки.

– Не проблема. Ваш приятель отнесет.

Румянец на ее щеках был плотным, ярким.

– Болеть не стыдно, – добавил Джонни, шмыгая носом. Кровь не останавливалась, бежала яркой струйкой на пальцы, а с них на манжету. – Поверьте.

Не поверила. И, когда дверь закрылась, сказала:

– Я все равно сама.

– Сама, – согласился Томас и подхватил ее на руки. – Потом. Когда доктор разрешит.

– Он не доктор, он вообще-то мертвяков режет. – Речь ее стала почти нормальной, разве что гласные Уна слегка растягивала, будто не говорила, а собиралась запеть.

– И что? Разве это повод не слушать умного человека?

Уборная была здесь же. Хороший дом. Большой.

И уборных много. Здесь пахло чистотой и хлоркой. Было бело и стерильно. Гладкие стены. Плитка, в которой отражается свет. Раковина. Унитаз.

– Так и будешь стоять? –