– Просто я вспомнила дурацкую шутку про архангела Гавриила и Благовещение. О-о-о, – воскликнула она, указывая на занимающуюся зарю, – поглядите! На восходе ангелы исполняют дивный танец!

– Возможно, – согласился Дрессер, и Джорджия ощутила нежный поцелуй – мужские губы коснулись ее волос легко, словно крыло ангела.

Когда солнце наконец встало, они вошли в дом и застали последних отъезжающих – чего, собственно, и хотелось Джорджии. Самого худшего ей удалось избежать. К крыльцу дома один за другим подъезжали экипажи, а гости, позевывая, садились в них. Кое-кто шел к пристани в надежде успеть на последний паром до города.

– А как вы поедете? – спросила Джорджия у Дрессера.

– Сюда я прибыл на лодке, однако обратный путь мне предложили проделать в одном из экипажей. И сейчас мне надлежит отыскать моего благодетеля.

Джорджия уже готовилась сдержанно проститься с Дрессером, однако непрерывно думала о том, когда сможет вновь увидеть его. Он обещал во что бы то ни стало вызнать все, что касается злосчастной дуэли, но ведь у него есть и важные обязанности в поместье… И, по-видимому, дело, касающееся Фэнси Фри, уже улажено.

– Ах вот ты где! – Ее мать графиня Эрнескрофт подошла к ним. – Можно тебя на два слова? Приватно.

Джорджия бросила на Дрессера извиняющийся взгляд, однако мать несказанно изумила ее:

– И вас также, Дрессер.

Озадаченная Джорджия последовала за графиней в дом.

– Как это ты ухитрилась при всем том, что уже болтают, возбудить новые слухи, я понятия не имею, – желчно произнесла мать. – У тебя к этому бесспорный талант. Вдобавок к идиотским разговорам о письме тебя видели в парке. Ты целовалась!

Джорджия вспыхнула от стыда, словно шестнадцатилетняя девочка, но тотчас пошла в наступление:

– И кто же, интересно знать, меня видел?

– Элоиза Кардус. Которая не упустит случая посплетничать.

– О-о-о… Опять она! – Джорджии чудом удалось не выбраниться вслух – она понимала, что уж теперь-то Элоиза не упустит случая отомстить.

– Леди Эрнескрофт, – начал было Дрессер, однако графиня жестом оборвала его.

– И даже не пытайтесь взять всю вину на себя, Дрессер! Я неплохо знаю свою дочь. Выход у нас единственный: обставить случившееся как негласную помолвку.

– Что-о? – изумленно воскликнула Джорджия, оборотившись к Дрессеру. Неужели он намеренно скомпрометировал ее? Неужели он такой же, как и Селлерби?

Однако Дрессер, похоже, был ошеломлен не меньше, чем она сама.

– Леди Эрнескрофт… – начал он вновь.

– Разумеется, вам нет надобности тотчас бежать под венец, но мы объявим во всеуслышание, что возможность такого союза рассматривается.

– Тогда вскоре меня ославят как обманщицу! – запротестовала Джорджия.

– Не беспокойся. Если не было твердой договоренности о вашей женитьбе, тебе нечего опасаться. Надеюсь, вы согласны сыграть свою роль, Дрессер?

– Я готов служить леди Мей и выполнить любую ее просьбу, мадам. – Дрессер склонил голову.

Слова его успокоили Джорджию. Теперь совершенно ясно, что ничего подобного он не замышлял. Ведь это она просила его о поцелуе… и никого другого просто нельзя винить!

– Будь по-твоему, мама. Хотя, думаю, мало кто в это поверит.

– Вовсе наоборот, – мрачно сказала леди Эрнескрофт.

Разумеется, мать подразумевает именно то, чего боялась сама Джорджия: что она, уличенная в злодействе и опозоренная, примет первое подвернувшееся предложение. Ей захотелось схватить стоявшую поблизости вазу и изо всех сил запустить ею в зеркало. Дрессер крепко взял ее за руку, словно пытался от чего-то предостеречь, но тотчас поднес к губам ее дрожащие пальцы.

– Это отменный отвлекающий маневр, леди Мейберри.

– И на вас лежит большая ответственность за этот спектакль, милорд.

Дрессер улыбнулся:

– Но вы же знаете, что это не так.

– А должно быть именно так!

– Джорджия! – одернула ее мать.

Джорджия развела руками:

– Похоже, мне не оставили выбора. И нам надлежит немедленно подлить маслица в огонь, милорд. Позвольте мне проводить вас до экипажа. – Как только леди Эрнескрофт удалилась, Джорджия заломила руки: – О, это невыносимо!

– И все же нам следовало ожидать ответного удара со стороны мисс Кардус.

– Увы, да. Но я терпеть не могу оставаться в дурах. Однако не вздумайте ради этой ерунды задерживаться в городе. А уж я талантливо разыграю тоску по «возлюбленному».

– Помните: вы совсем не умеете лгать. Я вполне могу слегка задержаться: мне не терпится разобраться с письмом, а еще любопытнее истинная причина пресловутой дуэли. Я полагаю, именно в дуэли корень зла.

– Ну разумеется, – нетерпеливо промолвила Джорджия, – однако вряд ли удастся разузнать нечто новое.

– Вот и посмотрим. Надеюсь, вы расскажете мне обо всем, что узнаете.

Джорджия ненавидела разговоры о дуэли, потому что она выставляла Дикона в дурном свете – ведь тогда он явно был нетрезв и плохо соображал.

– Мой брат Перри знает все, что только возможно, – он тщательно расследовал все обстоятельства происшедшего. Уверяю вас, не может быть ничего такого, чего бы он не обнаружил.

– И все же свежий глаз порой замечает не замеченное прежде, и сторонний наблюдатель может увидеть то, что упустили остальные.

– Тогда от всего сердца желаю вам удачи. Ибо искренне хочу, чтобы меня объявили невиновной.

Она поняла вдруг, что вертит на запястье траурный браслет, и отдернула руку.

– Если есть любая, хоть самая призрачная возможность, я докажу, что письмо – фальшивка, а вы – самая добродетельная жена. И всегда буду на вашей стороне, – пообещал Дрессер.

– Но вы не обязаны…

Тут лакей объявил, что экипаж для мистера Дрессера подан.

Дрессер вновь поцеловал ей руку:

– До новой встречи, леди Мей!

Джорджия посмотрела ему вслед. Ее прелестное прозвище нравилось ей все меньше и меньше.

Дрессер вернулся в таверну «Корона и кошка», где они делили комнату с Томом Ноттоном, и тотчас лег в постель. Когда он проснулся, уже отзвонили к обедне, и Том вернулся, закончив свои дела в городе. Увидев Дрессера, поглощавшего свой завтрак в эдакое время, Ноттон покачал головой:

– Ты погубишь себя.

– Я крайне редко позволяю себе подобные вольности, уверяю тебя, Том. А ты уладил все свои дела?

– Все просто замечательно, – ответил Ноттон.

Однако Дрессер полагал, что главной целью путешествия Ноттона был неусыпный надзор за ним – ведь юристы, ведущие дела Тома, все как один квартировали в Эксетере.