– Как поступим-то? – спросил Костя. – Может, тоже того… Думаю, я смогу открыть портал прямо отсюда.

– Ну и куда мы в этом случае попадем? – уточнил Ударник.

– В Вологду, – почему-то смутившись, ответил Степанов.

– Ага, а оттуда – в Джаваль. И будем потом неделю выбираться поближе к цивилизации… Нет уж, уйти на Землю мы всегда успеем. Можно попробовать и другие методы.

– Например?

– Не знаю. Обмозговать надо…

– Если удастся предупредить наших парней в бараках, может, чего и получится, – неожиданно предложил пограничник. – Человек десять, думаю, там наберется… Меня, кстати, Василием звать.

– Иван, – представился Ударник. – Это Рома, Костя, Виорел, Алекс…

– Меня зовут Олександр, – перебил его тот. – Через «О».

– А почему Олександр, кстати? – встрял в разговор Дед. – Ты разве с Украины?

– Из Белоруссии я, – неохотно сообщил тот. – Из Лельчиц, что в Гомельской области. А имя…

Поганый ненадолго замолчал, и Дед уж было подумал, что на этом сеанс откровений закончился, однако тот, помедлив, снова нарушил тишину:

– Так меня один человек называл, вот и прилипло.

– Девушка? – догадался Виорел.

– Девушка.

Алекс немного помолчал и продолжил:

– Мы в Ялте познакомились, давно, еще до всех этих событий. Я там в отпуске был. Гуляли по набережной, встретили уличного фотографа. Давайте, говорит, я открытку с вашим портретом напечатаю. Спросил, как зовут. А потом выдал карточку с подписью «Ольга и Олександр»… Так она меня и называла с той поры.

– И жили они долго и счастливо… – с иронией произнес Ромка.

– Да ни хрена. Нету больше той девушки. Только имя и осталось.

Сидеть в тесной клетке на голой земле было жутко неудобно, и потому Ударник прилег, прислонившись к решетке спиной.

– А кроме пограничников, тут кого содержат? – спросил он.

– Это лагерь для интернированных лиц, – отозвался Василий, – есть клондальцы, оказавшиеся к началу войны на территории Сургана. Какой-то торговец из Аламеи. Есть вроде бы даже местный священник, который в своих проповедях сурганское правительство ругал. А клетки эти – для вновь прибывших и особо провинившихся.

– Ты, значит, особо провинился? – повернулся к пограничнику Алекс.

– Ну да. Охраннику одному морду намял, – гордо сообщил тот.

– Две линии «колючки», – принялся перечислять вслух Костя, обводя взглядом окрестный пейзаж, – вооруженная охрана, вышки…

– На вышках пулеметы стоят, – на всякий случай уточнил Василий.

– Ну вот. По-моему, шансов уйти не много.

– Шансы всегда есть, если грамотно ими воспользоваться, – возразил Виорел и обернулся к бывшему пограничнику. – А скажи-ка, друг мой ситный, как в этом лагере организовано снабжение? Кто подвозит продукты, воду?

– Вода тут своя, – принялся рассказывать Василий, – вон там, за вторым бараком, колодец. Есть дорога, по которой вас сюда привели, но ею пользуются редко. Еще есть железнодорожная ветка, раз в день приезжает дрезина с вагончиком, привозит жратву и вывозит телогрейки – у нас тут швейное производство развернуто, чтобы арестанты не скучали. Заодно и дерьмо все забирает, что за день накопилось.

– А много дерьма-то?

– Да не очень, – протянул Василий. – Пищевые отходы разве что, так их, считай, и нет почти, потому что кормят впроголодь. Ну, трупы… Народ тут мрет быстро. Сегодня вон еще один клондалец помер, его в «холодную» отволокли, это погреб такой…

– Трупы, значит… – повторил Виорел и замолчал, о чем-то крепко задумавшись.

Как и предсказывал Василий, кормили тут плохо. Пожилой баландер с трудом подтащил к клетке дребезжащую тележку, на которой был установлен огромный металлический бидон с мятыми боками, и принялся разливать в алюминиевые плошки жидкую мутную похлебку. Похлебка пахла рыбой и больше всего напоминала сильно разбавленный водой клейстер. Есть эту гадость казалось невозможным, однако Ударник усилием воли все же заставил себя проглотить несколько ложек вонючей жижи: неизвестно, когда удастся перекусить в следующий раз. По сравнению с этим варевом даже продававшиеся на вокзале Гранца пожаренные в прогорклом масле пшеничные лепешки казались пищей богов. Спустя десяток минут баландер забрал пустую посуду и погремел своим бидоном дальше.

– Тут всегда отраву вместо еды выдают? – поинтересовался Алекс. – На такой диете сдохнуть можно.

– Всегда, – вздохнул Василий. – Сегодня еще ничего, а вот вчера вообще тухлое мясо привезли. Сожрешь – помрешь от заворота кишок. Не сожрешь – от голода. Вот и выбирай.

– Что же вы, бравые стражи границы, такое безобразие терпите? – спросил Костя. – Это мне, простому торгашу, можно сетовать на судьбу-злодейку. Но вы-то, пограничники, белая кость?

– А что делать? – Василий, похоже, не уловил в его словах иронии. – Меня побеги из концлагерей организовывать не учили. Оружие у нас поотбирали, а у охранников тут винтовки, между прочим, и пулеметы. Один вон пытался на днях сквозь заграждения прорваться, так пристрелили его на фиг очередью с вышки. Лежит теперь в погребе, ждет, пока закопают. Тебе вот охота с голой задницей на пулеметы лезть?

– Неохота, – честно признался Костя, – но выбора нам, похоже, не оставили.

Вскоре появились тюремщики. Один из солдат отпер дверцу клетки, другой предусмотрительно отошел на несколько шагов в сторону и взял узников на прицел.

– Вылезайте по одному, – скомандовал на клондальском конвоир. – Руки держать над головой. Стреляю без предупреждения.

Арестанты повиновались. Первым из клетки выбрался Виорел, поднял повыше перепачканные землей ладони, огляделся. За ним последовали Ромка, Ударник и Константин, последним тесную клетку покинул Алекс.

– Шевелитесь, – дернув стволом в сторону дощатых построек, произнес охранник. – Вы двое – в первый барак, остальные – в четвертый.

– Эй, а где тут у вас ресепшен? – спросил у вооруженного солдата Алекс. – Хочу себе в номер шампанского заказать.

– Пасть захлопни и двигай ногами, – угрюмо посоветовал ему конвоир, так, кажется, и не поняв, чего добивается от него пленник.

– А что это ты мне рот затыкаешь? – насупился Алекс. – Никакого, понимаешь, сервиса и гостеприимства! Вот обижусь и не поеду в следующий отпуск в Сурган, отправлюсь вместо этого в Шарм-эль-Шейх развлекаться. Там лебедей из полотенец крутят.

– Замолкни, кому сказано! – начал закипать охранник, раздраженный этой пустой болтовней.

– Да иди ты подальше, свинья сурганская, – в тон ему ответил Алекс.

Такого откровенного хамства тюремщик стерпеть уже не мог. Выхватив болтавшуюся на поясе деревянную дубинку, он обрушил ее на спину Алекса, другой конвоир пнул его под дых носком башмака. Ромка попытался было броситься на выручку товарищу, но стоявший начеку солдат выстрелил в землю прямо ему под ноги и тут же с лязгом передернул затвор винтовки.