рот и глаза… С ними по-прежнему происходили необъяснимые странности. Краски стали ярче, а движения, сначала нормальные, постепенно приобретали сходство с мультяшными, будто утрированными. Я воспринимала окружающий мир как измененный, психоделический. Неужели он реален? Я хотела в этом убедиться, мне нужно было убедиться…

– Джуд, какого черта ты делаешь? – хмуро спросил Адрик.

Когда его слова проткнули шарик моих мыслей, выпустив из него воздух (серьезно, я даже слышала звук, который издает сдувающийся шар), я осознала, что двигалась, не отдавая себе в том отчета, и в ту минуту стояла на четвереньках рядом с Адриком, порываясь потрогать указательным пальцем кончик его носа. Я застыла с рукой, протянутой к его лицу.

– Что? – глупо хихикнула я.

– Что с тобой? – с удивлением спросил он, глядя на меня сверху вниз.

– А что с тобой? – возразила я, испытывая почему-то потребность защищаться. – Зачем ты так делаешь?

Адрик ничего не понял. На его лице отразилась полная растерянность, забавная растерянность, угрожавшая снова рассмешить меня, но я справилась с приступом веселья.

– Как делаю?

– Да вот так! – Я принялась тыкать в него, причем он пристально следил за движениями моего пальца, словно я собиралась выткнуть ему глаз. – Дергаешь ртом, гримасничаешь, моргаешь, и еще краски…

Адрик мрачно обвел меня взглядом, затем повернулся к столу, где все еще курилось благовоние. Воздух в комнате был пропитан едва уловимым, но приятным ароматом.

– Кто тебе это дал? – подозрительно спросил он.

– Друг, – сухо сказала я, стараясь не расхохотаться, поскольку теперь он помахивал ушами, как Дамбо. – А ему подарил приятель, купивший ароматические палочки, чтобы расслабиться, но…

– Джуд, – строго перебил меня Адрик и вздохнул, – ты зажгла благовоние с марихуаной или еще черт знает с чем.

Мои губы сложились буквой «О».

Марихуана.

Или черт знает что еще.

Боже мой. Боже мой. Бо-о-оже мо-о-ой.

Вместо того, чтобы уразуметь всю серьезность положения, я залилась смехом. Громким и вызывающим. Адрик поднял бровь. Вот теперь психоделические явления получили разумное объяснение. На самом деле я чувствовала себя необычно, но в то же время прекрасно, мое тело казалось невесомым, а мир – словно созданным для наслаждения.

Почему же Адрик не наслаждался им?

Почему Адрик никогда ничем не наслаждался?

Внезапно я сконцентрировалась на этой мысли.

– Не смотри на меня так, откуда я могла знать? – сквозь смех выдавила я. Выпрямив спину, по-прежнему стоя на коленях, я задумчиво застыла перед ним. – Вот почему твой рот переливается всеми цветами радуги…

– Я не понимаю, как ты не догадалась, – ответил Адрик без тени веселья, с привычным и неизменным выражением усталости на лице.

– Ой, ладно, давай посмеемся немного! – фыркнула я.

– Не понимаю, над чем я должен смеяться, – серьезно отозвался Адрик.

– Да над чем уго-о-одно, – протяжно произнесла я, изогнувшись сверх меры, чтобы удержать равновесие. – А на тебя это не действует?

Адрик вздохнул и покачал головой.

– Немного, но я умею себя контролировать, – признался он и рассудительно добавил: – Тебе лучше пойти умыться, выпить воды и лечь. Погасим благовония, а потом ты можешь, например, послушать музыку, чтобы быстрее прийти в себя.

Он попробовал помочь мне встать, но я увернулась, слегка наклонилась вперед и прикоснулась к кончику его офигительного носа. Боже ж мой, он действительно был настоящим…

– Я не хочу лежать, я хочу веселиться, – заявила я, извиваясь и сбрасывая его руки, пытавшиеся меня утихомирить.

Меня обуревали сотни мыслей и желаний – например, прыгнуть откуда-нибудь или съесть то, чего я никогда не ела. В том числе мне стало интересно, какие ощущения испытывает человек, бегая нагишом.

– Тебе нельзя, ты под кайфом, – втолковывал Адрик, словно не понимая, почему я не понимаю и почему он понимает, а я нет…

Неожиданно ему удалось схватить меня за руку, но я отказывалась подниматься на ноги. Я веселилась от души, а он все портил из-за своего вредного желчного характера! Фу.

– Почему ты так себя ведешь? – заныла я, изобразив высшую степень неудовольствия. Потом меня осенила идея, и я не устояла перед искушением. – Ой, я Адрик, я терпеть всех не могу и потому всегда хожу мрачный, – сказала я, подражая его низкому и глубокому голосу.

– Да, ха-ха, очень смешно, – нетерпеливо сказал он. – А теперь вставай.

– Нет! – заупрямилась я, отмахнулась от него, вильнула в сторону, а потом сама схватила его за руку. – Я хочу, чтобы ты засмеялся. И я заставлю тебя смеяться!

А затем я прыгнула на него. Черт его знает, зачем я это сделала, но да, я так и поступила. Мой бросок был столь стремительным и неожиданным, что Адрик опрокинулся на спину под тяжестью моего тела. Я уселась на него верхом и, воспользовавшись его растерянностью и замешательством, вызванными внезапным натиском, принялась щекотать.

– Смейся! Я хочу убедиться, что ты не мертвец! – воскликнула я, щекоча его живот, шею и подмышки.

– Джуд, не надо… Что ты делаешь?! – кричал он, сопротивляясь щекотке.

Но на его губах не появилось даже тени улыбки, так что я удвоила усилия.

Надо было видеть мое лицо в ту минуту. Я выглядела так, словно моя жизнь зависела от того, смогу ли я заставить Адрика улыбнуться хоть немного. И я добивалась цели с поразительным и комичным упорством. Меня устроил бы любой результат, малюсенькая гримаса, что угодно, и потому я стойко сражалась с его руками, пытавшимися меня остановить.

И у меня наконец получилось.

В какой-то момент Адрик не выдержал и рассмеялся против своей воли. Губы у него растянулись, открыв белые зубы, ровные, как на подбор. Я впервые видела, чтобы он так широко улыбался. Улыбка не была идеальной, один уголок рта приподнялся выше другого, но лицо утратило всегда омрачавшее его выражение горечи и засветилось радостью, жизнью, воодушевлением.

Адрик был очень привлекательным и с обычной своей серьезной и флегматичной миной, но когда он улыбался… Черт возьми, когда он улыбался, он был прекрасен.

– Хватит! – внезапно воскликнул Адрик. Он рванулся вперед с силой, соответствовавшей его габаритам, схватил меня за руки, и мы оказались в положении сидя лицом к лицу. – Что, довольна?

В его серых глазах сверкали задорные искорки. Он больше не притворялся таким серьезным. Волосы растрепались, придавая ему диковатый вид.

– Нужно сообщить в газету Тагуса, – объявила я громко, воодушевленная совершенным подвигом. – В Адрике Кэше есть что-то живое! Адрик Кэш умеет смеяться!

– Не забудь также сообщить, что под кайфом у тебя силы утроились, – проворчал он.

– Пусть они и утроились, зато я добилась цели! – парировала я.

Я принялась двигать руками, дергать головой и выгибаться всем телом, изображая диковинный танец, принявшись при этом напевать странную, но быструю мелодию. Выражение моей физиономии пришло в полное соответствие с нелепостью момента, когда я вытянула губы дудочкой.

Адрик нахмурился, наблюдая за мной.

– Что ты делаешь? Что? Что это такое? Зачем? – выдавил он сквозь невольно прорывавшийся смех.

– Я танцую, – пояснила я, продолжая совершать разные телодвижения и корчить рожи. – У меня свои танцы, фирменные, разве ты не знал?

– Прекрати, – велел он.

Но услышав его сдавленный смех, я начала танцевать еще быстрее и более раскрепощенно. Я делала это с удовольствием: волосы упали мне на лицо, и я ощущала, что голова моя стала легкой, как воздушный шарик. Я словно парила в невесомости, и мне хотелось смеяться и выкрикивать несуразности, причем одновременно.

– Прекрати, Джуд, хватит уже, – снова попросил он.

Он попытался перехватить мои руки, но я продолжала ими размахивать и извиваться без всякого смысла,