свернув направо на Десятой. Здание находилось к югу от квартала между А и Б.

Они позвонили в колокольчик с надписью «Супер». Несколько раз. Наконец дверь им открыла женщина. Она представляла собой приземистый параллелепипед в домашнем платье.

– Вам чего?

– Мы хотели спросить, сдаете ли вы квартиру? Здесь умерла одна дама, ее звали Ирина.

– А вам откуда знать? – Ей не было до них дела, в ней говорило простое любопытство.

– Я дружу с одной ее родственницей, – ответил Берк.

– Всего несколько дней прошло.

– Я Берк.

– Что ж, здравствуйте, мистер Берк.

– А вас как зовут?

– Маджа.

– Вы арендодатель?

– Домоуправительница. Здесь и еще в паре других домов.

– Так что с квартирой?

– Собственник ее сдает.

– А кто собственник?

– Насчет этого не беспокойтесь.

– В смысле?

– Не переживайте. Мы договоримся. Откуда у вас деньги?

– Кем я работаю?

– Да. Что за работа?

– У меня передвижная кофейня. Доход приличный.

– Вы не юрист? Юристам не сдаем.

– Нет, не юрист. Так что по деньгам?

– Триста семьдесят пять. Залог пятьсот. Стены некрашеные, покрасите сами.

– Нет, это невозможно.

– Две комнаты! Не вы, так кто другой снимет. Дурачок, что ли, мальчик? Давай, топай.

– Маджа! Пять лет назад владельцы нам приплачивали, чтобы мы только заселились. Два месяца бесплатной аренды.

Маджа обернулась.

– Сейчас уже все не так. Оп! – взметнулись ее руки-кувалды. – Время другое. Платишь ты или кто другой. Через год будет пятьсот, потом семьсот, восемьсот, потом тысяча. Вот увидишь.

Она снова повернулась к двери.

– Нет, погодите, ладно. Деньги будут.

Она повернулась назад:

– Когда будут?

Берк взглянул на часы:

– К двум часам.

– Смотри не опоздай, – сказала Маджа. – Два часа. А то мало ли что.

– Ну, может, в полтретьего. Может, в банке будет очередь.

Маджа махнула рукой: два, полтретьего, без разницы.

– А посмотреть можно?

– Не сейчас. Семья еще все разбирает. Я у них спрошу. Завтра посмотришь.

– Какой этаж?

– Третий. Справишься, ты мальчик сильный.

Вслед за этим Берк поступил так, как мог поступить только Берк. Он наклонился и обнял ее – сперва она была потрясена и ей явно было неприятно, но она сумела с собой совладать.

– Маджа, я так вам благодарен, – сказал он, взяв ее за руки и крепко пожав их. – Так признателен. Спасибо вам. Спасибо.

Кажется, у него даже ком в горле встал.

– Ничего, – ответила Маджа, высвободив руки, как было видно, не без удовольствия.

Берк выпрямился, набрал в грудь воздуха, будто приходя в себя:

– Спасибо. Я вам верю. Теперь вы мой друг.

– Хороший ты мальчик. Хороший. – На лице ее читалось: «Это было интересно, но больше так не делай». – Приходи завтра, будешь смотреть.

Еще один взмах руки-кувалды.

Они прошли по грязному коридору, через те же хлопающие двери. Вышли на свет. На воздух, где не воняло кошачьей ссаниной.

Прошли по тротуару, свернули назад к Авеню А.

– Вот это было охуенно, – сказал Джордж.

Берк посмотрел на него, покачал головой, зашагал дальше.

– Меня только что осенило. Надо бы найти способ ее прищучить, засадить за решетку.

– Триста семьдесят пять – это очень много, – согласился Джордж.

– Цену я сброшу, – сказал Берк. – Как получу договор об аренде. Пойду в жилищный суд. Легальная аренда, скорее всего, не больше ста пятидесяти. Может, и меньше. Договорюсь на двести двадцать пять.

В суд он сходил, вернулся к Мадже с бумагами, сказав, что заберет заявление за сто восемьдесят пять долларов. Сошлись на двухстах тридцати пяти. Без обид. Оказалось, что в доме живет Грейс Джонс, женщина невероятно вежливая, но всегда грустная. Пока Берк обделывал свои делишки, он спросил ее, сколько она платит за квартиру. Она платила сто пять долларов в месяц.

– Я здесь восемь лет живу, малыш. Видишь замок на входной двери? Его не было. Как и двери.

Даже рассмеявшись, она не стала веселее.

Потом Берк сказал:

– Можно позволить себе быть Грейс Джонс, если платишь сто пять баксов в месяц.

Они зависали в «Баре А» на Седьмой улице, с длинной U-образной стойкой, днем там бывала только пара ребят и старик с района спал в одной из кабинок, тех, что подальше и потемнее.

Старик сказал:

– Я однажды видел парня, который прочитал все книги в городской библиотеке, и он знал все, о чем только можно прочесть на английском. Все обо всем. Разведение лошадей, разгадка тайны черных дыр, рождение метафоры.

– Это только «Р», – заметил Джордж.

Берк говорил с барменшей, фактически клеился к ней, но оба прервались, чтобы послушать.

– Чего? – не понял старик.

– Он знал обо всем, что прочел в библиотеке, но это только книги на букву «Р». Разведение, разгадка, рождение…

– Ага, твоя правда, – согласился старик. – Только «Р». А еще те, что на «Х»: про всех маленьких хуесосов и хуеплетов типа тебя. И на «П»: про пидоров и пафосных мудаков.

Барменша и Берк расхохотались. Джордж салютовал старику бокалом. Поздравил его, наслаждавшегося минутой собственной славы. Старый алкаш язвительно усмехнулся, обнажая пробелы в зубах.

– А теперь купи мне, блядь, выпить. Выпить мне, блядь, купи.

Каждую фразу, которая ему нравилась, он выговаривал дважды. Одна из стадий деградации алкоголика.

Джордж кивнул барменше, вытащил пятерку из кучи влажных банкнот, оставленных ей на стойке.

– Мне и ему, – сказал он.

Она дала ему два доллара сдачи, один он катнул в сторону подставок для бокалов, на чай. Она накрыла его ладонью.

Вот оно, счастье, вечное счастье: полупустые бары, когда день клонился к закату. Ему нравился виски. Его золотисто-коричневый цвет. Цвет секса. Добавь чуть воды и закружишься в водовороте, в движении. Один кубик льда или два маленьких, чтобы охладить выпивку. Его мать. Красная помада на бокале, сигаретах. Твою в бога мать.

Он заказал драфтовый «Роллинг Рок». Самое время для «ерша». Так пили сверстники его отца: шот виски из стаканчика в полторы унции и пиво в бокале на короткой ножке. Пиво стоило семьдесят пять центов, у него оставалось три семьдесят пять. Два виски и еще одно пиво. Он попытался нашарить в карманах еще один, на чай.

Скоро пробило шесть, и пришла сменщица пассии Берка. Новая барменша в отличие от прежней была пониже и темноволосой. Берк был шести футов двух дюймов ростом, в хорошей форме, худой, как рок-звезда, но широкогрудый и широкоплечий, и нравился высоким женщинам. Парочка удалилась в одну из темных кабинок, где продолжила переговоры. Последним, что видел Джордж, было то, как они сосутся и тот лапает ее под рубашкой. Джордж поплелся домой. До Генри-стрит путь был неблизкий. Жил он на юге Чайна-тауна, за судом и муниципалитетом.