Дальше незнакомцы с пугающей быстротой заставили его поменять ключевых служащих Сампсона на своих головорезов. Что все-таки можно было понять, вот только…

Потом мелькнул человек с сожженным лицом, из-под розовой кожи торчали обломки костей, один глаз… в общем, как выглядит Хашим, я знал. И Мерварруд тоже знал, кто это, и начал всерьез думать насчет того, не пойти ли все-таки к Феоктистосу. Но… Было одно обстоятельство.

— Мы теперь охраняем его семью, — назвал это обстоятельство Юкук. — А это плохо. Людей мало. Надо кончать эту историю. Вот что, друг мой, иди-ка ты к себе в этот… как оно тут называется?

— Ксенодохион, — с удовольствием выговорил новый ромэй.

— Вот-вот, туда и иди. И жди. И запаси все, что надо. Если ты не способен достать вязанку хороших мечей на два свистка — то, чему же я тебя когда-то учил?

— То есть как это — иди туда? — удивился я. — Но ведь там…

Тут Юкук нехорошо улыбнулся. Мерварруд тоже.

У достойного владельца гостиницы, да и у нас, возникли бы сложные проблемы, если бы вчера его заведение наводнили люди квестора и кентуриона, главы городской стражи, и обнаружили там тела убитых или покалеченных. Тогда они заинтересовались бы — а что это господин владелец, которого только что видели во дворе, исчез как раз одновременно с началом драки? Юкук, как выяснилось, уже приготовился подкупать девушек из Кифи, которые сказали бы, что Мерварруд (он же Пелагиус) был все это время у них, и даже рассказали бы подробности. Притом что любой нормальный человек понимал, что это очень старый и ненадежный способ смывать следы.

Но в том-то и дело, что у Сампсона произошло вчера что-то иное. Юкук, оказывается, дал инструкции невидимкам — остаться и, будучи, естественно, невидимыми, посмотреть, что произойдет дальше.

И невидимки, во-первых, увидели, как еще трое людей Хашима перенесли одного из своих в больницу — поскольку нести было недалеко. А в ней…

Юкук поколебался.

— Что-то странное, хозяин, — сказал он, покачав головой. — Это, понятно, мужское отделение, но туда проникла какая-то молоденькая лекарисса или вроде того и попыталась с этим человеком — тем, который держал колотушку, кажется — поговорить. На языке, похожем на иранский. Согдийский, возможно. И дико его этим испугала. Мои люди говорят, что она работает в женском отделении, но всегда пытается говорить с любым, кто похож на согдийца, потому что учит языки. Я не знаю…

Мне оставалось только издать длинный, длинный вздох.

— Об этом, Юкук, мы беспокоиться не будем, — сказал я. — Хотя мешать она умеет так здорово, что ты удивишься. Но это не враг.

Он кивнул и продолжил: ну, а после нее к нему подошел наш невидимка, и вот тут парню стало совсем плохо. И он кое-что все-таки рассказал. Пришлось ему. Рассказал, что дело-то уже было почти закончено, труппа циркачей собирается и готовится исчезнуть. А что за дело, он не знал. И уже не скажет. Но что-то большое, важное.

А трех остальных, поспешил продолжить Юкук, тех, которых лечить было поздно, эти головорезы Хашима затащили, как это ни странно, под землю. Там же, у Сампсона. И сами под землей остались.

Под землю? Теперь что-то становилось понятным. Но мне не давали вставить слова, они говорили, перебивая друг друга.

Мерварруд хорошо знал, кто в его собственной гостинице был из тех, пришельцев. И знал, сколько их. Восемь.

— Четыре, три… A где же еще один? — поинтересовался я.

— А еще один, — в один голос порадовались Юкук и Мерварруд, — пошел не под землю. А по земле. А невидимка — за ним.

Я чуть не вскочил со скамьи, но нашел силы медленно и лениво повернуть голову.

— Они все живут скромно, всего лишь у Христодота, — сказал Юкук без выражения. — Вся цирковая команда. Наш страшила без лица тоже там.

— Так просто! — удивился я.

— Просто, — подтвердил Юкук. — Если бы не поломали вчера десятка два костей, было бы сложно.

Я не спорил.

— Я и раньше замечал, что они как-то научились появляться и исчезать необычным образом, — сообщил мне Мерварруд, с омерзением рассматривая складки своего плаща, безнадежно испачканные в пыли. — И только сейчас все понял. В общем — катакомбы, э-э-э…

Юкук посмотрел на него с любопытством, и тот завершил:

— Хозяин.

Катакомбы.

Под этим городом, как в том Риме, которого уже все равно что нет, текут реки, вот только жидкости там не совсем те, с которыми хотелось бы познакомится поближе. Есть несколько громадных, похожих на озера цистерн. Есть другие, подземные, с колоннами, как дворцы. Некоторые стоят заброшенными, некоторые стали кладбищами во время чумы, или парками, а дворец некоего Романуса, построенный на бывшей цистерне, это и вовсе хорошая идея, ему завидуют.

И есть спуски под землю, к этим нечистым рекам, их немало, их, в общем, знают. Так вот, все это время воинство Хашима, похоже, прилежно изучало подземный мир. Что позволяло им появляться где угодно посреди города и так же исчезать.

— Им там самое место, — заметил Юкук.

Так, и что же это за приятный разговор я только что прервал? Факелы, кремни…

— Я не понимаю, Юкук — они изучали эти переходы месяцами, а мы хотим?..

Юкук, конечно, заметил это «мы», но отвечать начал совсем об ином.

Оказывается, есть человек, один замечательный человек, технит — все, чем он занимается в ведомстве эпарха, это подземный мир. Ведь стоки грязных вод надо инспектировать, расчищать… И этот человек прибежит к Сампсону по первому сигналу. Сегодня. Вот сейчас.

— Знаешь, сколько он мне должен? — с удовольствием заметил Мерварруд, толкая Юкука в бок.

— А ты, конечно, простишь ему долг, если дело завершится хорошо? — ответил тот.

— Ну, ты же не хотел этого сказать, — улыбнулся хозяин Сампсона в толстые щеки. — Ты хотел сказать — половину долга.

— Будь добрее, Мерварруд, — заметил Юкук с удовольствием.

Дальше был разговор об оружии — и еще кое о чем, важном.

Как подсчитал невидимка, прокравшийся за последним из хашимовских людей до самого Христодота, труппа циркачей из Никомедии состоит из восьми человек. Плюс этот, без лица. А от тех, что были в Сампсоне, осталось, значит, четверо.

— Что-то много, — вскользь сказал Юкук.

Я знал, что это означает. Я уже сказал это слово — мы. Мы пойдем. Потому что, как подсчитал Юкук, дом Мерварруда охраняют сейчас двое невидимок и двое моих вчерашних провожатых. Здесь остаются двое — оба из старой команды, и по способностям с невидимками не сравнимые. Мало, конечно. В итоге для операции в катакомбах оставалось, как ни печально, только восемь невидимок.

Конечно, я пойду с ними. Что же еще остается. Если я засяду дома, придется давать мне охрану, а это провалит все.