можно, и прибудет в Кенигсберг к рассвету, пройдя мимо завесы из пятнадцати подлодок Вердеревского и сорока эсминцев Кедрова, половина из которых — новейшие турбинные типа „Новик“. Расклад сил перед сражением линкоров будет зависеть от результатов ночных атак русских лёгких сил».

Непенин вновь склонился над картой, пытаясь просчитать реакцию противника на задуманный им манёвр. С приближением немецкой эскадры русские линкоры должны начать отход от Кенигсберга, склоняясь на северо-восток… «Будет ли Шмидт резать угол, идя на сближение? Должен! У него — тройное преимущество по весу бортового залпа, но дальность стрельбы орудий на 15 кабельтовых меньше. Пойдёт на сближение и попадёт на минное поле… А если заподозрит что-то и не пойдет? Тогда надо отступать и вести огонь с предельной дистанции в 120 кабельтовых, не подпуская к себе. Бить фугасами до полного истощения погребов, а дальше…»

Непенин бросил взгляд на радиограммы Морского штаба, предписывающие немедленно вернуть линкоры домой при первом же появлении кораблей Хохзеефлота. Между строк читался гнев за самовольное, несогласованное задействование главных игрушек престола. Но сам император молчал. Прав был Распутин. В случае успешного штурма Либавы — метать гром и молнии самодержцу неуместно. Победителей не судят. Еще и Мемель к царским ногам бросили, захватив и утопив у причальных стенок подлодки кайзера, оперировавшие на Балтике. А раз «святой черт» был прав в одном, скорее всего, сбудется и всё остальное, им предсказанное — бунт на линкорах, пуля в спину… «Нет, уж лучше, как и подобает морскому офицеру…»

— Ваше высокопревосходительство! — оторвал адмирала от размышлений тревожный голос флаг-офицера, — на «Андрее Первозванном» буза, убиты вахтенный офицер лейтенант Бубнов и начальник бригады контр-адмирал Небольсин.[56] Линкор поднял красный флаг. Семафорит остальным кораблям, предлагая присоединиться к мятежу. Офицеры и часть экипажа блокированы в рубке, передают по беспроволочному телеграфу — собственными силами прекратить беспорядки не имеют возможности…

— Дождался… — прошептал Непенин. — «Как мусорное ведро не утрамбовывай, а выносить всё равно придётся!» — вспомнил он присказку Распутина. — Что ж, будем выносить…

* * *

Когда на шканцах линкоров, стоящих на траверсе Мемеля, замигали тревожные ратьеры, а грохот орудий, бьющих по противнику, сменился треском ружейной пальбы на палубах «Андрея» и «Павла», в двухстах милях западнее «Волк» кавторанга Ивана Мессера, прижавшись к прибрежным скалам, переходил в позиционное положение, готовясь к атаке. Полная луна, висящая огромной лампой над чёрными, как смола, волнами Балтики, заливала мертвенным светом высокие белоснежные берега острова Рюген. Казалось, на избиваемые прибоем камни с ночного неба просочились капли Млечного пути и покрыли землю древней Арконы серебряной звёздной пылью.

Сохранилось древнерусское сказание о дивном острове: «Там на море-Окияне, на острове Буяне бел-ключ камень Алатырь лежит… Прадуб древний, неохватен и могуч, стоит, семь небес пронзает, Ирий подпирает». Остров Рюген и есть легендарная земля обетованная.

«Мимо острова Буяна», красочно описанного Пушкиным в «Сказке о царе Салтане», проплывала не только пресловутая бочка с героем произведения Александра Сергеевича, но и армада датских конунгов, желавших покорить земли свободных прибалтийских славян. Находясь в окружении агрессивных соседей, Аркона сопротивлялась долго, пока в 1168 году не была разрушена войском Вальдемара I, победившего руянского князя Яромира. Камни святилища Арконы в 1185 году пошли на строительство католической церкви в Альтенкирхене.

«Волк» русского моряка Ивана Мессера, потомка и наследника легендарной славянской цивилизации, занимал позицию напротив древнего языческого святилища и был похож на один из многочисленных скалистых клыков, устрашающе выглядывающих из под чёрной воды в обрамлении пенных барашков.

«А теперь нам вышел срок,

Едем прямо на восток,

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана…»

Пушкинские строки засели в голове командира, наблюдающего в морской бинокль эволюции германской эскадры, прекрасно различимой в эту безоблачную лунную ночь. Стихи крутились, как карусель, надоели, но капитан никак не мог избавиться от их назойливого повторения. Тем временем, картинка перед глазами поменялась радикально. В черной мгле давно скрылись шустрые крейсера, и прямо в прицел наводки торпед вползали многотонные туши линкоров. Первый, второй, третий… Всего девять великанов, следуя строго в кильватерном строю, вспенивали массивными форштевнями зимнюю балтийскую рябь, не тратя времени на противолодочный зигзаг и не шаря прожекторами по прибрежным волнам.

Мессер боялся вздохнуть, чтобы не спугнуть капризную фортуну.

— Уходим на перископ? — голос Бахтина тревожен и вкрадчив, — до врага — меньше двух миль.

— Отставить! — отрезал командир, и уже мягче, полушёпотом, — спокойно, Саша, успеем…

Время, стремительно утекавшее сквозь пальцы, замедлило свой бег, потом и вовсе застыло, затаило дыхание, удивляясь безумству малышки, бросающей вызов похожим на горы исполинам. «Тук-тук» — что это? Будто кто-то молотком по обшивке… Нет, это кровь от волнения стучит в висках…

— Носовые, бортовые… товсь! По местам стоять! Приготовиться к погружению.

Матросы, напряженно замершие в ожидании, пришли в движение. Топот, короткие команды под русский матерок, скрип ворота. «Эх, надо будет смазать!» Лодка неслышно скользит по набегающей волне, а кажется, что стоит на месте. Морская вода спешит ей навстречу, торопится обнять, погладить по шершавой стальной шкурке, шлёпнуть влажной ладошкой по обледеневшему боку…

— Проверено соответствие фактического количества воды в цистернах вспомогательного балласта расчетному…

— Работоспособность дифферентовочной системы и возможность откачки и приема воды в уравнительные цистерны проверены!

— Носовые аппараты к стрельбе готовы!

— Бортовые аппараты к стрельбе не готовы!

— Что за чёрт? — Мессер оторвался от перископа и зыркнул глазами на минного офицера. Из десяти торпед, предназначенных для стрельбы по курсу, восемь находится в аппаратах Джевецкого, установленных на верхней палубе.

— Предполагаю обледенение штока пневматического привода и примерзание самой торпеды к кожаной муфте. Разрешите проверить визуально и привести в боеготовое положение вручную?

— Отставить! Поздно метаться, раньше надо было думать! Отбой бортовым!

— Есть «отбой бортовым».

— Носовые, пли! Погружение! Принять главный балласт.

Избавившись от тяжёлого, смертоносного груза, лодка вздрогнула и вздохнула с облегчением. Её острый, продолговатый нос, похожий на лисий, показался из под волн, словно принюхиваясь, но через секунду забортная вода вспенилась, хлынула в балластные цистерны, и он снова скрылся в смолистой зыби, прорезая пучину, как ножом, укрывая под водной гладью тщедушного «Давида», бросившего вызов «Голиафу».

— Лодка погружается. Глубина перископная.

— Выровнять дифферент. Держать перископную глубину.

— Дифферент ноль!

— Так держать! Малый вперед!

«Волк» бесшумно резал ночное море. Стрелка секундомера в руке старшего офицера неторопливо прогуливалась по циферблату.

— Ну же! Ну!..

— Всё. Время вышло… Промазали, — бесцветно произнёс Бахтин, выключая секундомер.

Взрыв, прогремевший впереди, отдался в подводной лодке так, будто снаружи по корпусу ударила крупная волна.

— Ура-а-а! — ликующе метнулось по отсекам.

— А где второй