– Неизвестно.

– Тебе дадут разрешение на мой старт?

– Уже.

– Хорошо.

– Если увидишь ее, Белль, попытайся сфотографировать. С максимальным приближением.

– Хорошо, Чейз. Сделаю, что смогу.

– Знаю, что сможешь. Еще кое-что: если сумеешь, зафиксируй время появления и исчезновения. Как можно точнее.

– Понятно. Что-нибудь еще?

– Да. Попытайся с ней связаться. Вряд ли искин функционирует, но попробовать не мешает. Если что-нибудь случится, немедленно сообщай нам, ладно?

– Обязательно.

– И еще: Чарли спрашивал, может ли он полететь со мной.

Я достала из кармана бежевый ящичек и начала подключать его к системе связи.

– Могла бы сначала спросить меня.

Ответ меня удивил.

– У тебя с ним какие-то трения?

– Нет. В общем-то, я рада его обществу. Но дело не в этом.

– Простите, если чем-то оскорбила ваше высочество.

– Чейз, – слегка обиженно проговорила она, – ты посылаешь меня неизвестно куда и неизвестно насколько. Если хочешь предоставить мне компанию, по крайней мере, поинтересуйся моим мнением. Думаю, я прошу не слишком многого.

Алекс не проявлял особого оптимизма.

– Ничем не подтвержденная догадка, – сказал он. – Но пока у нас больше ничего нет.

Доклад от Белль поступил в первое же утро. Обычный радиосигнал добирался бы до нас больше недели, и Белль использовала гиперсвязь, которая лучше всего работает в текстовом режиме.

17:17. «Жар-птица» – результат отрицательный.

Я спросила, как обстоят дела с Чарли.

17:27. С Чарли все прекрасно. Просто прекрасно. Мы обсуждаем человеческое здравомыслие. Никогда не перестану удивляться невероятной глупости многих из тех, кто выполняет роль лидера, и готовности многих других оказывать им поддержку. Как иначе объяснить войны, жестокость, экономические коллапсы, религиозные конфликты?

Я подумала, не спросить ли Белль, как тогда объяснить возникновение цивилизации из всеобщего хаоса, – но воздержалась.

– Ладно. Передавай Чарли привет от нас.

Прочитав сообщение, Алекс усомнился в том, что мы правильно поступили, отправив с ней Чарли.

– Никогда прежде не слышал от нее таких речей. Не оказывает ли он на нее отрицательное влияние?

– Не знаю, – ответила я. – Не думаю, что Белль настолько восприимчива. Но она, похоже, и впрямь изменилась после появления Чарли.

– И не она одна.

– То есть?

– Ты в последнее время разговаривала с Джейкобом?

Жизнь в загородном доме теперь вращалась вокруг поисков «Жар-птицы». Алекс продолжал общаться с клиентами, но в каком-то автоматическом режиме – мысли его были явно о другом. Я занималась административными делами и заодно выяснила местонахождение давно забытой могилы, наведя Алекса на след смертоносного оружия, которое использовал в десятом веке нашумевший серийный убийца «Человек-кот», а также установив, кем он был на самом деле. Но это совсем другая история.

Тем временем Джейкоб продолжал принимать звонки от клиентов, которые искали редкую книгу или желали знать, сколько денег можно выручить за кресло, в котором сидел знаменитый литератор (не интересуясь при этом официальными каталогами). Из Сигма-клуба спрашивали, не согласится ли Алекс выступить на официальном приеме, и если да, какой может быть сумма гонорара.

Я решила, что долгожданный момент наступил, когда приняла вызов Джейкоба в стоматологическом кресле. Но оказалось, что он услышал о врезавшемся в стену здания белом скиммере марки «ланс» и забеспокоился: вдруг это была я?

К концу недели я уже меньше думала об этом, а еще через неделю велела Белль переместиться во вторую точку – на расстоянии в миллион шестьдесят шесть тысяч километров. «Вперед по инстанциям» – как мы вскоре начали говорить после каждой очередной неудачи.

Мы рассматриваем реальность как один из аспектов теории групп, эволюционной избыточности, гравитационной голограммы, человеческого поведения и бог знает чего еще. Если мы действительно хотим узнать правду, узнать неопровержимые факты, следует заняться расчетами. Реальны лишь они. Все остальное – воображаемое исполнение желаний.

Виктор Кослов, обращение к выпускникам университета Ла Салля (2311 г. н. э.)

Пока мы ждали, делать было почти нечего, и Алекс решил развернуть кампанию по спасению искинов Вильянуэвы. Начав с пресс-конференции, он появился затем в шоу Кайла Риттера – толстяка с седыми волосами и вечной улыбкой на жирном лице. Его непоколебимая уверенность в собственной правоте не знала границ. Он запугивал своих гостей или даже не позволял им вставить ни слова, если только они не давали отпор. Риттеру нравились агрессивные люди. Если ты не наносил ответного удара, можно было считать, что твое время в эфире пропало впустую.

Во вступлении к шоу показывали куски видео: гости ожесточенно спорили с Риттером, швырялись разными предметами и яростно топали ногами. Один выдающийся политик даже пытался ударить его стулом. Громкоголосый Риттер не гнушался оскорблений, но при этом считал себя сторонником пристойного поведения.

Алексу он нравился.

Собственно говоря, за пределами студии они неплохо ладили. Оба интересовались антиквариатом и историей, не реже раза в месяц встречались за обедом и, более того, часто выбирались на одни и те же светские мероприятия.

Алекс оделся в неформальном стиле: синяя спортивная рубашка и серо-стальные брюки. Шоу началось как обычно – Риттер приветствовал гостя, якобы у дверей своего дома, и представил Алекса как «человека, не нуждающегося в представлениях». Затем они сели в кресла по обе стороны от круглого столика, который Алекс добыл для Риттера много лет назад. Столик был частью гарнитура Арии Чан, известной тем, что она предостерегла Майкла Деларозу от начала войны с «немыми».

Алекс рассказал о том, что случилось с нами на Вильянуэве. Риттер неодобрительно качал головой и время от времени изображал удивление, делая вид, будто его предварительно не проинструктировали. Когда Алекс закончил, он поинтересовался, зачем мы туда летали.

– Занимались историческими исследованиями, и все, – ответил Алекс. – Не хотите в следующий раз полететь с нами?

Риттер то ли рассмеялся, то ли фыркнул.

– Сколько их там? – спросил он, имея в виду искинов.

– Неизвестно. Не думаю, что много. Все-таки прошло немало времени.

– И все-таки?

– Ну… тысяч десять или двадцать.

Вероятно, их был миллион, но Алекс прекрасно понимал, как это прозвучит.

– И они превратились в маньяков?