ноября): «<…> рада не высказала определенного отношения к восстанию большевиков. Рада является слишком ответственным и авторитетным органом, чтобы занять по этому вопросу неопределенное положение. Нужно сказать: Да или нет, – на стороне большевиков или против».

В свежеобразованный Комитет охраны революции вошли: от самой Центральной Рады – Ткаченко, Порш, Севрюк, Ковалевский, Никовский, Матушевский, Пятаков, Шаповал, Гольдельман, а также представители целого ряда других организаций и партий, в частности: от Генерального военного комитета – Петлюра; от Бунда – Рафес; от Киевского совета рабочих депутатов – Крейсберг; от большевиков – Затонский. Таким образом, в числе двух десятков членов комитета было трое большевиков: Пятаков, Крейсберг, Затонский{554}.

Первое заседание Комитета началось тотчас же после его сформирования, в 3 часа ночи и продолжалось до 6 часов утра. В 10 часов утра 26 октября (8 ноября) Комитет собрался вновь и заседал в непрерывном режиме до поздней ночи. Он принял (естественно) воззвание к гражданам Украины, с обычными для таких случаев фразами: «В цей грізний час вся революційна демократія, робітництво, селянство та військо неодмінно повинні згуртувати свої сили для того, щоб зберегти спокій та добрий лад на Україні. <…> Краєвий комітет по охороні революції оповіщає всіх громадян України, що всі громадські, військові, тилові власти, а також і всі організації революційної демократії мусять твердо і неуклінно виконувати всі його накази і приписи»{555}, а также обязательное постановление: запрещаются уличные выступления, митинги; погромы и беспорядки будут нещадно подавляться; контрреволюционная агитация и подстрекания к беспорядкам – аналогично{556}. (Проверка реальностью состоялась вечером того же дня.)

Днем 26 октября (8 ноября) эстафету подхватила городская дума. Здесь с самого начала был взят более определенный тон, чем накануне в Центральной Раде. Открыв заседание, Викентий Дрелинг ознакомил думу с положением дел в Петрограде (напомним, Временное правительство было арестовано минувшей ночью) и сразу же заявил:

Дума должна стать на точку зрения борьбы с этой новой авантюрой, потому что происходящее в Петрограде может вызвать движение контрреволюционное, а затем реакцию, в которой потонут все завоевания революции… Мы должны высказаться против авантюры, разыгрывающейся на петроградских улицах. Это мы должны сделать тем более, что в Киеве, благодаря его некоторым особенностям, чрезвычайно сильна черносотенная опасность…

Не согласились с Дрелингом, разумеется, большевики, в лице Гальперина, и «черносотенцы», в лице Савенко и Шульгина. Последний, в частности, сказал:

Так, как вы действуете, вы родины не спасете, не спасете и революции. Вы за эту ночь успели наделать несколько «комитетов». Я в них не очень хорошо разбираюсь, но уверен, что из всех этих комитетов выйдет бестолочь, если не будет создано единой власти…

– и приведя пример Георгиевского полка в Киеве, который накануне раскололся на два полка, «из которых каждый претендует, что он подлинный, а другой узурпаторский»{557}.

После длительных прений дума приняла решение… разумеется, организовать комитет. Председателем нового органа – городского комитета охраны революции и революционного порядка – становился городской голова, в состав его должно было войти 14 членов: 6 от городского управления, по 2 от каждого из Советов, один от украинского Комитета охраны революции, а также военный комиссар, командующий военным округом и комиссар Киева. Приняв это решение, дума, после очередного раунда прений, приняла предложенную Шульгиным резолюцию:

Полагая, что все военные силы, находящиеся на территории киевского военного округа, подчиняются исключительно главному начальнику сего округа, – дума переходит к очередным делам.

Во время перерыва фракции наметили своих кандидатов в комитет. Большевик Гальперин заявил, что его партия не выставляет кандидата; это заявление было встречено смехом. «Выступление большевиков (если оно будет), дума причисляет к выступлениям контрреволюционным», – авансом заявила дума. Новоизбранный комитет тотчас же приступил к работе{558}.

В эти же дни в Киеве продолжался третий всеукраинский военный съезд, а также (в кинотеатре Шанцера, на Крещатике, 38) проходил общефронтовой казачий съезд. Большинство делегатов последнего были правыми эсерами. На съезд должен был приехать атаман донского казачеьго войска генерал Алексей Каледин, но из-за его болезни в Киев выехал помощник атамана Африкан Богаевский{559}. 26-го октября (8-го ноября) делегаты военного съезда объявили себя украинским полком. Поделившись на три куреня (батальона) и далее на сотни (роты), они выбрали себе старшин (офицеров). Делегаты же казачьего съезда образовали… комитет из 25 человек («Казачий командный комитет»){560}.

Взаимоотношения Каледина с Петроградом вскоре сыграют важную роль в размолвке последнего с Киевом, а один из делегатов казачьего съезда внёс свой вклад во внутрикиевскую размолвку в тот же день, ближе к ночи.

Раскол

В 8 часов вечера того же 26 октября (8 ноября) началось уже упомянутое открытое заседание Малой Рады под председательством Грушевского. Здесь и выяснилось, что столь желанного единства в борьбе с контрреволюцией нет и близко – более того, у разных сторон принципиально разные представления о том, с чем следует бороться.

Член Комитета по охране революции Николай Ковалевский сделал доклад о деятельности комитета. Выполнение последним своих задач было немыслимо без взаимопонимания с военными властями. Однако, как быстро стало известно, командующий военным округом Квецинский и комиссар Кириенко приняли решение игнорировать наличие комитета. (Кириенко, как мы помним, отреагировал подобным же образом пятью днями ранее, когда образовался первый, «секретный» комитет. Здесь же вспомним принятую по предложению Шульгина резолюцию городской думы о подчинении военных.) Комитет послал к ним 9 комиссаров… после чего было получено сообщение, что Кириенко всех их арестовал.

Отправили новую делегацию. Со штабом округа связался представитель Генерального военного комитета Петлюра. Выяснилось, что Кириенко и Квецинского не устраивает наличие в составе комитета большевиков, которые, по их мнению (как мы вскоре увидим, абсолютно верному), готовили сепаратные выступления. Но военные были против не только большевиков. «В распоряжениях Кириенко и Квецинского отмечается резкое отношение к украинцам», – докладывал Коваленко. С представителем Генерального секретариата, генеральным писарем Александром Лотоцким военные вообще не пожелали говорить. Были получены сведения, что Кириенко стягивает к Киеву войска – артиллерию и кавалерию. Комитет принял постановление об отстранении Кириенко от должности и замене его комиссаром от Центральной Рады{561}. Нечего и говорить, что никакого эффекта это постановление не имело.

В штабе утверждали, что готовы координировать действия с украинцами, но только «с условием отмежеваться от большевиков и убрать с улиц украинские войска[,] требующие смены правительственных войск и производящих аресты и не вмешиваться в мои [Квецинского. – С. М.] распоряжения войсками». Украинцы, по информации Квецинского, вывозили оружие с артиллерийского