Прямо сейчас не получилось – в дальнюю дверь никто не входил и в кресло не усаживался.

И Данька с мамой, в отличие от соседей, стульев не занимали. Хотелось сказать, что не больно и хотелось, весь день ведь почти сидели. Но сесть хотелось, очень. И от усталости, и от нервов, и от невыносимой уже близости счастья. Колени ощущались как ноющая пустота, и лимонад с печеньем превратились в прохладный туман.

Наконец Данька украдкой оперся о спинку стула, и мама сразу заметила – как, в общем, и планировалось. Она прислонила чемодан к стенке, сняла с Данькиных плеч и поставила на пол рюкзак и велела садиться. Сама не села, а встала рядом, поглаживая Даньку по голове и плечу. Данька такого не любил и обычно досадливо уклонялся, но сейчас решил перетерпеть.

В соседних кабинках появились дядьки, почти одинаковые, в костюмах, темноволосые и худые. Данька заметался глазами, сравнивая. Нет, все-таки не близнецы. В дальних кабинетиках, вид на которые Даньке заслоняли соседи, тоже вроде бы началось шевеление, но вглядеться не удалось. Дверь за креслом беззвучно ушла в сторону и вернулась – и перед ними уже стояла тетка почему-то, а не дядька. Круглая и хмурая.

Даньке это показалось плохим знаком. Он не ошибся.

– Без приглашения вообще-то не входят, – буркнула, усаживаясь, тетка в ответ на мамино «Здравствуйте». Данька тоже поздоровался, но сам себя почти не расслышал.

– Нас вообще-то пригласили, – запнувшись, сказала мама.

– Кто? – спросила тетка, вообще не глядя на них. Она копошилась в ящиках стола, чем-то там шелестя и погромыхивая.

Мама показала за спину, где остался охранник. Тетка, как ни странно, увидела – или догадалась.

– А, этот. Вы бы еще дворника послушали.

– Знаете что, – сказала мама, багровея, – вы у себя сперва разберитесь…

Данька вцепился в стул и уставился в обтянутые брюками коленки. Стрелки даже на натянутых штанинах топорщились, как утром, – мама нагладила их, похоже, навсегда.

– Ладно, ладно, достаточно, – сказала тетка. – Устроили тут. Давайте.

Она похлопала по столу. Мама вытащила пачку листков из прозрачной папки и положила перед теткой. Тетка, опять не глядя, отпихнула стопку так, что листки рассыпались и чудом не спорхнули на пол.

– Что вы мне суете. Направление давайте.

– Оно сверху лежит, – сказала мама, не двигаясь.

Тетка подождала, помотала головой, кряхтя, дотянулась через стол до рассыпавшихся листков и подтянула их к себе, сводя толстыми наманикюренными пальцами в перстнях в аккуратную стопку. Ловко так. И принялась молча листать и шелестеть.

Мама постояла некоторое время, прожигая тетку прищуренным взглядом, широко шагнула и села на стул – на самый краешек.

Тетка перебирала бумаги и бормотала: «Так, копия паспорта… Свидетельства… О-мэ-эс, обе… Справка из школы…» Подняла голову и спросила, кажется, с ленивым торжеством:

– А опекунское?

– И опекунское, и завещание там, – твердо ответила мама.

– Что-то не нахожу, – пробормотала тетка, шелестя листками. – А, вот.

И зашелестела дальше, бурча: «Опекунское, копия, завещание, отказ от претензий…» Данька посмотрел на маму с гордостью – какая она все-таки победная, как здорово держится и одолевает всех нахальных дураков. Мама тоже посмотрела на Даньку. Как-то отчаянно. Глаза у нее блестели, губы были белыми, костяшки пальцев тоже – она, как Данька, стиснула край стула. Данька понял, что мама сейчас передумает. Встанет, извинится перед нахальной теткой, подхватит Даньку с вещами и убежит. Может, вещи даже бросит. И Данька останется без Громовика. И получится, что он всех обманул. И как докажешь, что это его обманули. Опять.

– Ну мам, – сказал он почти беззвучно. – Ты обещала.

Глаза у мамы дернулись от двери к двери. Она разомкнула будто склеенные губы, подбирая, наверное, слова. И тут тетка оторвалась от бумаг и спросила непонимающе:

– Громовик?

– Кареглазый, – поспешно уточнил Данька.

– Это… игрушка?

– Это не игрушка, – оскорбленно начал Данька, но мама поспешно перебила:

– Да-да.

Тетка смешно булькнула и спросила, не отрывая глаз от мамы:

– То есть вы из-за игрушки… Вы понимаете, на что идете из-за игрушки? Он вас, думаете, любить больше будет, ценить? Вы вообще…

– Да, да, да! – сказала мама, и каждое «да» было громче и звонче предыдущего.

Тетка вздрогнула, привстала и всем большим туловищем, как башня танка, повернулась к Даньке.

– Мальчик, а ты знаешь…

Даньке в нос ударила неприятная смесь запахов – сладких духов, пота и еще чего-то знакомого и очень здесь ненужного.

– Прекратите, – скомандовала мама. – Немедленно. Вам неприятности нужны?

Она опять была красивой, решительной и победной.

Тетка развернулась к ней, опершись на руки, которые с трудом удерживали такую массу, еще и покрасневшую да с вылезшим подбородком. Заорет – тоже заору, нельзя так на маму, подумал Данька. Но тетка сказала почти шепотом:

– Женщина, ну вы ведь… Вы ведь знаете, на что идете. Из-за игрушки?

– Какая разница, – горько сказала мама, тоже почти шепотом.

Тетка некоторое время хлопала густо накрашенными ресницами, медленно развернулась вправо, потом влево. Данька машинально проследил за ее взглядом. За окнами не было ничего интересного – пожилой дядька часто кивал, гладя сына по кудрявой башке, а толстая тетенька, некрасиво морщась, сморкалась в платочек, пока дочь и дядька брезгливо смотрели мимо.

Тут Данька вздрогнул, потому что обнаружил, что служащая смотрит уже на него, неудобно перекосившись в кресле. Данька опустил глаза, но потом разозлился. Он что-то плохое сделал, что ли?

Данька вскинул взгляд, но победить тетку в гляделки не удалось. Она со скрежетом, как холодильник по железному люку, отодвинула кресло, которое вообще-то умело беззвучно ездить на колесиках, и вышла, катнув последнюю волну запахов. Лапша из коробки это была, вот что за неопознанный запах. Лапшу Данька любил, но сейчас она была вообще никуда и низачем.

Данька растерянно посмотрел на маму. Она поморгала, нерешительно улыбнулась и привстала, явно собираясь окликнуть дядек за стеклом, не обращавших на маму с Данькой внимания, или даже пройти за дверь и привести кого надо. Но дверь опять убралась и вернулась, поставив в комнату дядьку. Примерно такого же, как в соседних кабинетах, при костюме, только постарше, поэтому не такого темноволосого.

Он сел в кресло, быстро пробежал крепкими пальцами по разложенным теткой бумагам, поднял голову, улыбнулся и сказал:

– Добрый день. Прошу прощения, у нас тут небольшие неполадки, но задержек больше не будет, обещаю. Я смотрю, вы хорошо подготовились, да, Даниил?