все сразу ложились спать. Несколько часов отдохнёшь, только тогда появится аппетит. Наши ряды постепенно день за днём уменьшались, поредели. Многие находились по больничному листу, а некоторые уже отдали Богу душу. Однажды вечером, во время ночного наряда, все в один голос заявили – не будет прорезиновой спецодежды, никто из нас в лаву не полезет. Прорезиновую спецодежду в первую очередь выдавали вольным, зона обойдется и так – подохнут, туда им и дорога. Последнее время лава подошла под самое русло реки Малый Кандалеп, условия работы стали совершенно невыносимые. Холодная вода сплошными потоком лилась с кровли прямо под шиворот и растекалась по всему телу. Наряд нам давал механик участка Пётр Петрович Людвиг. Попал он сюда с фронта в чине капитана, парень он был грамотный и вскоре его выдвинули на должность механика. Он нас всяко старался убедить, уговаривал не поднимать крупного скандала, но мы стояли на своём. Пётр Петрович был вынужден идти доложить высшему начальству о наших требованиях, мы ожидали благоразумного диалога, чтобы облегчить свою судьбу. Почему это так? А не так, как у людей. Вдруг двери открываются и на пороге появляется начальник шахты №4 Михаил Иосипович Бармут. Первым делом он обвел взглядом всех ребят и как закричит во всю мощь своих легких: «Забастовка? Не забывайте, кто вы. Я вас собственноручно, без суда и следствия, расстреляю до единого. Дайте мне автомат, всех сию минуту отправлю на тот свет. Марш в шахту, чтобы глаза мои вас не видели». Его руки дрожали, нервное состояние его было подобно приступу эпилепсии. Мне уже когда-то подобное приходилось видеть, хоть в иной форме. Это, как правило, свойственно трусливым людям. Мною ниже упомянуто о капитане Лярском, который был у нас командиром роты в строй батальоне. У этих людей, как правило, двойная душа. При экстремальных условиях они добры к тебе, лучше родного отца, у них появляются животный страх за свою собственную жизнь. Стоит ситуации измениться – как их не узнать. Михаил Иосифович Бармут, собиравшийся нас в упор расстреливать прямо в раскомандировке участка, был родной брат по крови нашему командиру роты Лярскому. Свою преданность и героизм ему представилась возможность доказать на деле, когда немецкие войска занимали Донбасс. Вот тогда надо было попросить автомат и с оружием в руках отстаивать честь и независимость Родины. Как делали истинные сыны разных национальностей, населяющие Советский Союз. Михаил Иосипович предпочёл иной вариант – оформить себе документы и уехать подальше от фронта. В Кузбассе без него могли вполне обойтись. Находясь за многие тысячи километров от тех краев, где решалась судьба Родины, пользуясь неограниченной властью, он творил чудеса, что иначе не назовёшь как глупость. Глупость -это дар Божий, но нельзя этим даром злоупотреблять. После того, как он объявил нам приговор – высшую меру наказания, но в исполнении её не привёл, только из-за того, что не имел автомата. Нам осталось одно – подняться и отправиться в шахту, иначе карцер. Судить нас бесполезно, так как во многих лагерях условия жизни были не хуже наших.

Так мы отдали всё своё здоровье. Оставшиеся в живых, многие ребята, взяты за учёт тубдиспансере или получили проф. заболевание – пылевой бронхит, эмфизема легких, пневмония и т.д. Мы уже не люди, а живые трупы, никому не нужный пустой балласт для общества. Дыхательные функции нарушены, теперь попробуй докажи – где ты потерял здоровье. Лозунгов подобных «Всё для человека, все для блага человека вовсе не было. Лозунг был один – уголь любой ценой. После окончания смены, каждый раз горный мастер обязан был просить разрешения на право выезда на-гора у дежурного по шахте. Если какой-нибудь пункт по наряду не был выполнен, выезд запрещали. Несмотря на то, что люди уже две смены подряд находятся под землёй, под проливным дождём. Самые большие трудности в этих экстремальных условиях выпали на долю ремонтной смены. Если участок плохо работал за прошедшие сутки, виноваты ремонтники. Особую сложность в работе составляло крепление качающих приводов проводов так как кровля и почва раскисли от воды и были представлены слабо устойчивыми породами. Огромную нагрузку испытывал привод во время работы, передвигая взад и вперёд весь рештачный став, как колхозную веялку. Крепежные стойки часто выпадали, и привод раскрепился. Угольная смена отказывалась браться за такую ответственную работу, как крепить его. Требовали вызвать специалистов. Эти полуживые работники ремонтной смены, порой только успевали помыться, как из зоны прибегала охрана и заставляли снова надевать эту мокрую мёрзлую спецодежду, которую несколько минут тому назад с великим трудом сняли себя, и отправляться назад в шахту. Однажды опять раз раскрепился привод, который крепил Давид Леонгард. Привода крепили самые опытные ребята. Во многом, в этих грехах были виноваты сами угольные бригады. Они заваливали решеточный став углем на остановках до самой кровли, поэтому привод не в силах был брать его с места и от перегрузки раскреплялся. Как только поступил сигнал в зону, что надо Давида Леонгарда вернуть назад в шахту, его разыскивать отправился начальник Кривельков. Давиду сказали, что так и так, тебя разыскивают. Он спрятался в мойке, в темном углу. Начальник смены пробежал по мойке с десяток раз взад-вперёд, кричал: «Давид, а Давид, ведь я знаю, что ты здесь где-то, выходи по-хорошему». Но Давид не намерен был снова натягивать на себя эту мокрую спецодежду, предпочёл лучше отсидеть в карцере. Вот так мы и жили, но человеческого достоинства не растеряли, остались людьми.

Еврей (Jude)

Среди нас на перестановке транспортеров работал Володя Филатов. По документам он числился немцем, но не выговаривал букву Р. Немцы ребята говорили это не наш, он Jude. Он каждый день ходил по столовой и собирал объедки по столам, что люди сливали со своих супов. Водичкой набьёт себе живот полный, так что во время работы, как только нагнется вниз головой, так вода через рот сама выливается назад. Пользы с его работы не было никакой, он только мешал остальным. Каждый старался поиграть с ним, шепнуть или чего-нибудь. Штаны у него всегда были порваны между ног, кошелёк всё время болтался на виду. Для потехи кто-нибудь схватит грязными рукавицами за них и сильно сожмет, он орёт дурным голосом – опять вся бригада не работает, разрядка для всех. Когда немцы на него говорят (du biff dymmer okc) дурной бык? И чего только не делали над ним. Однажды он шёл на работу по штольной №4 и на ходу спал, вдруг как