по Онежскому озеру, рекам Водле и Онеге новгородцы осваивают позднее (в середине XI в. — поход на емь за онежскую 1042 г.).

Таким образом, новгородская дань в Заволочье, Важский край, в Пермь и Печору могла проникнуть двояко. Вначале большее значение имело направление через Белоозеро на Сухону. Но с окончательным переходом Белоозера под власть Ростова приоритет переходит к северному пути, который новгородцы активно используют с конца XI в.

Еще одним аргументом в пользу вышесказанного предположения служит отсутствие погостов-становищ между Усть-Емцой и основной двинской территорией, отмеченное А.Н. Насоновым.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что новгородцы и в XII–XIII вв. продолжали ходить за данью проторенной дорогой через белозерские земли.

Итак, если в середине X в. славяне прочно закрепились на Белом озере, то в конце этого столетия или в начале следующего они должны были выйти к Двине. В скандинавских сагах сохранились сведения о связях Ладоги (Альдъюборга) с Нижним Подвиньем (Биармаландом)[834]. Во всяком случае, в 1079 г. Глеб Святославич, изгнанный новгородцами, бежит в Заволочье, где его «убиша Чюдь»[835]. Повесть временных лет не включает заволоцкую чудь в перечень данников Руси. Как тонко подметил А.Н. Насонов, объясняется это тем, что здесь уже существовала система погостов-становищ и сбор дани проводился более совершенным способом[836].

Вслед за Двиной наступила очередь земель, лежащих еще далее к востоку и северу. В начале XII в. новгородские дани распространялись на пермь и печору[837]. Из попавшего на страницы летописи рассказа Гюряты Роговича, посылавшего своего отрока «в Печеру люди, иже суть дань дающе Новгороду», произошло это не позднее конца XI в.[838]

По данным письменных источников А.Н. Насонов определил, что область новгородской перми охватывала «течение Выми, верхнее течение Вычегды и, может быть, близлежащие места»[839]. Однако погосты здесь появились не ранее рубежа XIII–XIV вв.[840]

К концу XII в. новгородские данники проникли в югру. Так, под 1187 г. в летописи сказано: «В то же лето изьбиени быша Печеръскыи и Югорьскыи даньници, а друзии за Волокомъ, и паде головъ о ете кметеи»[841].

Таким образом, можно проследить непрерывное продвижение новгородской дани на северо-восток в течение двух столетий. В результате этого процесса огромные пространства русского Севера были в той или иной степени втянуты в сферу государственной жизни древней Руси. Причем воздействие новгородского государственного аппарата на местную среду со временем усиливалось. Сначала непосредственный сбор дани оставался в руках племенной верхушки. Затем основывались погосты-становища. Следом шли христианство и феодальное землевладение.

А что же происходило одновременно в коренных новгородских землях? Выше говорилось, что в начале XI в. сформировался новгородско-полоцкий рубеж («ряд» Ярослава с Брячиславом в 1021 г.). Эта граница оказалась очень устойчивой и не претерпела почти никаких изменений до середины XIII в.

Однако отношения с Полоцком отнюдь не всегда были мирными. В 60-х годах XI в. Всеслав Брячиславич «нача рать копити». Новгородский стол в это время (с 1064 г.) занимал старший сын киевского Изяслава — Мстислав. Он потерпел жестокое поражение от Всеслава южнее Пскова, на р. Черехе[842]. Последний захватил также и ограбил Новгород. Любопытные подробности об этих событиях сохранились в Ипатьевской летописи. В 1180 г. Мстислав Ростиславич Новгородский «на весноу съдоума с моужи своими поиде на Полтьскъ на зятя на своего на Всеслава: ходилъ бо бяше дѣдъ его на Новъгородъ и взялъ ерусалимъ церковный и сосуды слоужебныѣ и погостъ одинъ заелъ за Полтескь»[843]. Исследователи видят здесь свидетельство об угоне Всеславом в плен населения целого погоста[844]. Видимо, речь шла о захвате пограничной территории. Во-первых, трудно увести в плен всех жителей не отдельного населенного пункта, а целого района. Во-вторых, Всеслав воевал в самых густонаселенных новгородских землях и остается непонятным, почему он угнал в плен население только какого-то одного погоста, а не всех людей, захваченных его войском на пути к Новгороду и обратно.

Отец Всеслава — Брячислав добивался для Полоцка контроля над важными волоками на центральной магистрали балтоднепровского пути. Надо полагать, что и воинственный сын действовал в том же духе. Битва Всеслава с Мстиславом Изяславичем произошла на р. Черехе, правом притоке Великой. Свой первый удар он направил на Псков. Нет никаких сомнений, что Всеслав шел сюда с верхнего течения Великой. Здесь-то, по-видимому, в районе волоков на Дриссу, левый приток Западной Двины, и был расположен тот самый пограничный погост.

Главным опорным пунктом Новгорода в юго-западном порубежье были Великие Луки, основанные еще в конце X — начале XI в. Летопись неоднократно упоминает их как пограничный город. Так, в 1166 г. «прииде Ростиславъ ис Кыева на Лукы, и позва новгородци на порядъ»[845]. А в 1191 г. «ходи князь Ярославъ на Лукы, позванъ полочьскою князьею и полочяны, и поя съ собою новгородци переднюю дружину; и сняшася на рубежи и положиша межи собою любовъ»[846]. Впоследствии Луки считались «оплечьем» Новгороду от Литвы[847]. Со стороны Полоцка ближайшим к новгородским владениям поселением был Еменец: «…поиде Давыдъ къ Полотьску съ новгородьци и съ смольняны, и, умиривъшеся, воротишася на Еменьци»[848].

Труднее определить время становления новгородско-смоленского рубежа. Достоверно известно, что он уже существовал в первой трети XII в. Достаточно точно провести границу позволяет грамота Ростислава Мстиславича 1136–1137 гг. об основании Смоленской епископии[849]. Судя по этим данным, смоленская территория вклинивалась далеко на север в новгородские земли. Ее межа проходила по водоразделу рек Ловати и Куньи, на которой стояли смоленские города Дубровна и Холм. Затем она поворачивала к озерам Селигер и Волго, где находились смоленские же города Жабачев и Хотшин. Однако самые верховья Волги были новгородскими. Об этом говорит каменный крест, поставленный в 1133 г. Иванкой Павловичем, ставшим вскоре новгородским посадником, при впадении Волги в озеро Стреж[850]. Где-то близ устья Вазузы сходились границы Новгородской, Смоленской и Ростово-Суздальской земель.

Таким образом, с запада со смоленской территорией граничили новгородская Ржовская волость и Великие Луки, с севера — волость Буйце, известная уже в первой половине XII в.[851], а с востока — новоторжские волости. При взгляде на карту нетрудно убедиться, что Смоленская земля с Торопцом в центре, окруженная с трех сторон новгородскими владениями, несколько искусственно врезалась между ними. Это впечатление еще более усиливается тем фактом, что с юга эту территорию от основной смоленской области отделяет р. Межа (левый приток Западной Двины), само название которой указывает на проходивший здесь в древности рубеж.

Вряд ли такая чересполосица явилась результатом естественного развития событий. Ведь районы Великих Лук и Торжка были освоены новгородцами не позднее