Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было странное ученье нашего гренадерского полка имени короля Прусского вместе с прусским полком имени императора. Команда на разных языках производила довольно несвязное действие. Веллингтон был свидетелем, и желание сделать угодное государю вложило в уста его непростительную лесть. Он даже старался казаться удивленным!
20. Дивизия гренадер выступила. Я остался по приказанию государя, дабы осмотреть устройство английской артиллерии. Герцог Веллингтон дал повеление показать мне две батареи, и мой офицер допущен был снять чертеж лафета и описать укладку зарядов.
25. Государь догнал всю русскую армию на возвратном пути в Россию. (С.)
26. Был маневр или приготовление к настоящему маневру. Государь был весьма доволен. Корпусные командиры приглашены к обеду.
28. Прибыли император Австрийский, король Прусский, их сыновья, фельдмаршал князь Шварценберг, герцог Веллингтон, князь Вреде и множество иностранных генералов и других особ.
29. Настоящий маневр в присутствии государей. Армия около 150 тысяч человек предстала в удивительном блеске, в одежде по большей части новой, лошади были в наилучшем состоянии. Не только иноземцев, но и самих нас удивлял величественный и красивый вид войск! Не для каждого был он приятным зрелищем; многие, конечно, вспомнили о соседстве! Такие превосходные войска и столько страшные силы заслуживают внимания, соединенные вместе, тогда как союзники, слабейшие числом, рассеяны по большому пространству. Какого не успеешь подписать трактата при таком числе негоциаторов и какой министр не покажется красноречивым!
7 сентября. Мец. Переодевшись во фрак, я ездил в Мец, куда приглашен был полковником Marion, бывшим в плену в России. Как ближний, я принят молодою и любезною его женою и семейством. Вход в крепость запрещен иностранцам, для того чтобы не впускать пруссаков.
23 сентября. Франкфурт. Корпус мой проходил бригадами, из которых каждую смотрела великая княгиня (Екатерина Павловна), и меня почти каждый день приглашали обедать с генералами. Она оказывала самое милостивое внимание. Я не видывал женщины более очаровательной!
9 октября. Веймар. Я был у великой княгини Марии Павловны. Никто не отходит от нее без особенного чувства почтения и привязанности. Нельзя не удивляться бесподобной сей женщине, образцу добронравия, кротости и скромности.
21. Lieberose. Один саксонец справедливо сказал мне, что от Парижа до Тоба, конечно, нет такой гнусной стороны.
21 ноября. Познань. Здесь командование корпусом сдал я генерал-лейтенанту Паскевичу и отправился в Россию.
Декабрь. Вильно. Под глазами брата своего провел я часть молодости моей, начал первую против неприятеля службу. Здесь проводил я несколько приятнейших лет моей жизни, и случились происшествия, которых я никогда не забуду.
14. Смоленск. Я въехал со стороны города, наиболее потерпевшей от неприятеля. Так свежи опустошения, как будто неприятель только что оставил город. На прекраснейшей некогда площади поправлены только два дома. Сердце сжалось от горести, увидя ужасы разорения. Повсеместная бедность отъемлет надежду, чтобы город когда-нибудь возвратится в первобытное состояние. Судьба в сих развалинах назначала мне пребывание. Здесь квартира гренадерского корпуса.
20. По несносной дороге, испытывая ужасные морозы, доехал я до Орла к моим родителям.
Здесь, по долговременном отсутствии, после войны продолжительной и трудной, предался я совершенному бездействию, которое у военных людей нередко заменяет спокойствие. Я имел нужду в отдохновении и уже начинал скучать службою, которая не представляла впереди никаких приятных занятий, особенно в гренадерском корпусе.
Государь неоднократно звал Ермолова заехать в Санкт-Петер-бург. (С.)
1816. 22 апреля. В Смоленске прочел в газетах назначение мое в Грузию.
24. Петербург. Я представлен Государю, который, объявив мне о назначении в Грузию, прибавил: «Я бы не поверил, что ты можешь желать сего назначения, если бы не предстали свидетели граф Аракчеев и князь Волконский, ручавшиеся, что оно согласно с твоим намерением». Государь был чрезвычайно милостив, предузнал, что я пожелаю иметь начальником корпусного штаба служившего со мною полковника Вельяминова (тезку), и потому не приказал до того занимать этого места.
Июнь. Сообщено мне назначение чрезвычайным и полномочным послом в Персию, и на достоинство сие принял я присягу в Иностранной коллегии. Странным я казался самому себе, и всего более страшился я репрезентации, которая необходима между азиатскими народами, особенно же у двора, который славился пышностью.
Составляется многочисленный для посольства штат, я представляю о совершенной перемене оного, которая высочайше утверждена. Я отказался от положенного жалованья послу, и потому ежемесячно положена сумма на содержание посольства, которою буду я пользоваться, равно как и каждый из чиновников. Я не искал особенных выгод.
По части гражданского управления в Грузии я представил о необходимости распространения власти. Рассуждаемо о том в комитете министров. Мне деланы возражения, я делал их со своей стороны, и наконец в пользу мою, кроме двух, все голоса и даже могущественного графа Аракчеева. Государю представлено дело в превратном виде и как будто о намерении разрушить существующий порядок. Комитет получает замечание, мне предписано входить с представлениями, когда обстоятельства потребуют каких-либо изменений. Легко заметил я досаду графа Аракчеева, что оспаривали его мнение и даже могли иметь успехи против него.
Я познакомился с персидским послом Мирзою Абдул-Гассан-ханом, человеком довольно хитрым, который, долго живши с англичанами и бывши в Лондоне, к чрезвычайной гибкости персидской присоединил вежливость европейскую. Он отправляется прежде меня с полною уверенностью, что мне приказано стараться сделать шаху всевозможные угождения. В понятии его угождение не что иное, как уступка провинций.
Откланиваюсь императорской фамилии; Государь приказал ожидать в Москве его прибытия. Милости его обращают на меня внимание всего двора, и я делаюсь известным людям, которые едва подозревали о моем бытии. Ни один не смеет сказать, чтобы не знал меня давно и не с лучшей стороны. Но вместе с успехами моими приобретаю я и сильных неприятелей.
Москва, 15 августа. Приезжает Государь в первый раз после Отечественной войны. Народ встречает его с восторгом, изъявляет привязанность к нему в высочайшей степени. Он не делал шагу, не будучи окружен толпами. Мысль о нем казалась единственным занятием каждого. Забыто разрушение Москвы, забыты бедствия! Государь оказывает всем благоволение, каждому доступ к нему свободный. И моя незнакомая фигура является посреди окружающих его и между прочими обращает на себя внимание.
16. Большой обед у государя. Казалось, посадили за оный всю галерею древностей. Государь рассуждал о происшествиях войны. Вдруг встает со стула и пьет здоровье мое, как главного виновника победы при Кульме, объясняет, как важны были следствия сего сражения. Все, угождая ему, пьют мое здоровье, и весьма многие не знают, кто я. Я смешался, не знал, что сказать, и готов бы был лучше выдержать порядочную перестрелку. Это был день первого сражения при Кульме.