прийти в себя и дрожала, боясь подойти к мечу. А он, словно голодная собака, щерился и тянул из нее остатки тепла.

«Злая, злая вещица», – прошептала она, оттолкнув клинок.

Скользнув по каменным плитам, он со звоном упал и затих. Текст, нацарапанный Гореславой, на мгновение отразился на металлических гранях и будто ожил – затейливое кружево букв пришло в движение, складываясь в понятные символы. Но меч двигался слишком быстро – возникший рисунок, словно слова заколдованного мальчика из сказки «Снежная королева», сложенные льдинками на ледяном полу, рассыпался, едва собравшись. Не поднимаясь с колен, Гореслава подползла ближе. Легла на каменные плиты, пытаясь настроить отражение – чтобы нацарапанные буквы снова преобразились, но на этот раз на такое время, чтобы она успела прочитать текст.

«Мепе» – выхватила она взглядом несколько букв.

Девушка озадаченно села, оправила длинные юбки и, запрокинув голову, посмотрела в лицо статуи. Не раздумывая, девушка подтянула меч к саркофагу и поймала отражение еще одного фрагмента текста. «Шахиня Ширвана и шахиншахиня». О чем это может быть? Слово за словом Гореслава разбирала написанное на саркофаге воинственной царицы. «Царица Царей и Цариц, мепе абхазов, картвелов, ранов, кахов и армян, шахиня Ширвана и шахиншахиня, суверен Востока и Запада, король от Понта до Гургана и от Спер до Дербента, Хазаретии и Скифии».

– Да это же титул! – догадалась Гореслава.

Обойдя саркофаг, она пальцем погладила округлые буквы незнакомого шрифта.

«Но как ты связана с этим мечом?» – простонала она, не в силах дальше бороться с неизвестностью.

Где-то рядом послышались приглушенные голоса.

– Сейчас хорошо: днем еще не жарко, ночью уже не слишком холодно, – говорил молодой голос. – Туристов мало, фоточки сделаете что надо…

Ему отозвался женский:

– Да мы не за фоточками.

Горелава встрепенулась: «Катя!» Этот голос принадлежал ее сестре! В пещеру врывался легкий ветер, принося с собой аромат полевых цветов и – солоноватый – моря.

– А зачем тогда? – снова первый голос, только с лукавыми нотками. – Медовый месяц?

Вмешался еще один голос – уверенный, хоть и тоже молодой. Гореслава слышала его прежде.

– Мы не женаты. Вместе путешествуем… Просто по работе.

- Α-a. Такая красивая девушка…

Голоса отдалились, будто их что закрыло от Гореславы, стали глуше и почти неразличимы. Девушка, забыв о гробнице, которую изучала, подошла ближе к выходу. Все силы и мысли ее были направлены на то, чтобы услышать еще раз девичий голос и убедиться, что он принадлежит Кате. И словно боги услышали ее:

– Скажи, а почему Мансур говорил, что неспокойно в горах?

Гореслава затаила дыхание, почувствовав биение сердца сестры, меч нагрелся и дернулся в руках, девушка перехватила его, замотав руку подолом платья.

– В горах всегда неспокойно… Это земля древних духов.

Она где-то рядом, сестра, родная кровь, родная душа… Гореслава, забыв об осторожности, шагнула к выходу из пещеры.

Слева и справа – высокие горы. Совсем другой воздух: плотный, напитанный жизнью. Совсем не такой, каким дышала Гореслава последние дни. И грохот грома – предвестник приближающейся бури. Или это она принесла ее на своих плечах?

Гореслава озадаченно посмотрела под ноги: вместо камней – утрамбованная дорога, широкая. По левую руку – обрыв, по правую – плотная стена низкорослого кустарника.

Ветер донес отдаленное:

– Как раньше строили? Чтобы враг не нашел! Чтобы укрыться можно было. Здесь горы… Можно город спрятать, не найдет никто.

Гореслава вышла из пещеры посмотреть, куда делась Катя. Неужели совсем ушла? Рядом никого не было. Гореслава вздохнула и пошла по дороге.

…Звук мотора возник так внезапно, что она не успела сориентироваться: машина неслась прямо на нее. Гореслава вздрогнула. Водитель ударил по тормозам, вывернул руль к обочине. Машина, свистя тормозами, развернулась прямо перед Гореславой и, сломав ограждение, рухнула с дороги.

Треск и оглушительный скрежет. Стон металла и женский крик.

И затем – тишина.

Внедорожник, пролетев несколько метров вниз, замер на краю пропасти.

– Это я… – пролепетала Гореслава. – Это моя вина.

Меч раскалился докрасна.

Метнувшись к обрыву, девушка тенью скользнула по камням, скатилась вниз – через стекло машины увидела двоих молодых мужчин на передних сиденьях и девичий силуэт на заднем. Зависла над ним – темные волосы спутались с лохмотьями одеяния.

«Катя!» – мгновенно узнала.

Прислушалась к биению сердца: удар, еще один и еще.

«Жива!»

– Уходи! – скомандовала себе, вцепившись в окровавленный меч – он словно вспомнил, как принял и впитал в себя кровь сестры, и, не насытившись, жаждал сейчас напиться ею.

Гореслава запрокинула голову – из-за гор поднималась иссиня-черная туча.

Машина, в которой ехала Катя, осталась на уступе чудом – еще пара сантиметров, и ее утянуло бы на глубину обрыва. И тогда – смерть? Если она может умереть в этом мире, то да.

Меч нагревался все сильнее и темнел.

Гореслава озадаченно смотрела на него: что, если он опасен для Кати?

С усилием оттащила его в сторону, забралась выше по склону. Меч стонал и тянулся к жертвам аварии, словно чувствовал их горящую кровь.

Рывками, шаг за шагом, Гореслава оттащила его дальше, направилась назад.

Сталь гудела в руках как живая, стонала и рвалась обратно.

– Заклинаю всеми бедами земли, успокойся! – взмолилась девушка, когда сил совсем не осталось.

Она рухнула на землю, прислонившись спиной к камням у входа в гробницу.

Мимо нее, почти лишившейся от усталости чувств, потерявшейся между реальностями, прошли призрачно-прозрачные фигуры. Восемь мужчин внесли с почтением гроб, покрытый алым бархатом. Поставили его на каменные плиты.

Стянув ткань, преклонили колени, затем осторожно подняли свою ношу и опустили в гробницу Алый бархат снова лег на крышку. Поверх него положили инкрустированные жемчугом и бирюзой ножны. Все вместе оказалось сокрыто крышкой саркофага. А дальше произошло нечто невообразимое: мужчины, встав друг напротив друга, выставили перед собой мечи и пронзили ими друг друга. Они со стоном схватились за раны и упали замертво у саркофага. Гореслава тяжело дышала. Рука опиралась на горячий, подрагивающий от жажды меч.

В полумраке гробницы медленно тлели останки восьмерых воинов: их одежда сперва потемнела, затем рассыпалась на волокна. Кожа взбугрилась и сморщилась, оголив пожелтевшие кости. Какое-то время они хранили очертания скелетов, но вскоре обрушились и рассыпались в пыль. Почерневшие клинки, которыми они были пронзены, покоробились, стали ломкими. Богатая инкрустация и эмаль на рукоятях осыпались.

И в тот момент, когда от них не осталось даже памяти, в гробницу попал луч света. Сперва тонкий, пробивающий пропитанную смертью пыль, он расширился, образовав тот самый вход, через который проходила сейчас сама Гореслава.

В гробницу ворвались вооруженные люди. И тут же