Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восточная Европа – это естественный центр ослабления имперской мощи Москвы. Основная политическая формула, выдвинутая четверть века назад в журнале «Форин афферс» Уильямом Гриффитом и автором этих строк, до сих пор не потеряла своего значения: «Соединенным Штатам следует проводить политику, которая может быть названа мирным вторжением в Восточную Европу. Эта политика должна: 1) быть направлена на стимулирование увеличения различий в коммунистическом блоке 2) и, таким образом, увеличивать вероятность того, что восточноевропейские государства смогут достичь большей степени политической независимости от советского господства; 3) в конечном итоге стремиться к созданию пояса нейтральных государств… которые будут пользоваться большей свободой выбора на уровне внутренней политики, не становясь враждебными по отношению к Советскому Союзу и не принадлежа к западным военным союзам». Важно подчеркнуть, что цель США не заключается в превращении Восточной Европы в продолжение НАТО. Соединенные, Штаты должны строить свою политику на стремлении Восточной Европы к самоосвобождению. Они должны стремиться к созданию ситуации, которая была бы, по сути дела, зеркальным отражением советских амбиций на Западе: трансформировать суть отношений Восточной Европы с Москвой без обязательного разрушения их формальных связей.
Условия в Восточной Европе созрели. Растущие социально-экономические трудности Москвы, очевидная политическая неурегулированность в Польше и перспективы значительного политического и экономического кризиса в Румынии – все это создает мучительную дилемму для Кремля. Контролировать советскую империю значит стабилизировать положение в Восточной Европе, но стабилизация в Восточной Европе означает предоставление большего объема советских экономических ресурсов и открытие большего числа политических клапанов. Судя по первоначальным шагам Горбачева в Восточной Европе, Москва движется в противоположном направлении. Советы сократили экономическую помощь и усилили давление, направленное на увеличение экономической и политической интеграции Восточной Европы с Советским Союзом. Даже коммунистические элиты Восточной Европы не считают эту политику подходящей.
В этих обстоятельствах ЕЭС при поддержке США могло бы сделать Восточной Европе такие предложения, которые даже коммунистические режимы (не говоря уже о самих народах) сочли бы привлекательными. Развитие общеевропейского экономического сотрудничества способствовало бы установлению более тесных политических связей, но без переворота, который спровоцировал бы прямое противодействие Советов.
Для того чтобы обеспечить восстановление более автономной Восточной Европы, необходимо существование независимого и более требовательного общественного мнения в восточноевропейских странах. Наиболее значительной и, возможно, наименее признанной услугой, которую Америка оказывала в течение многих лет в деле сохранения европейского самосознания в Восточной Европе, является поддержка начиная с 1950 г. радиостанции «Свободная Европа». Ее передачи, осуществляемые на национальных языках народов Восточной Европы, сфокусированы на преимущественно внутренних проблемах этих стран. Несмотря на резкие выпады со стороны коммунистических режимов и постоянное глушение, «РСЕ» практически в одиночку предотвратила осуществление главной цели Москвы: изоляции Восточной Европы от остальной Европы и идеологической обработки ее народов. Сегодня, согласно регулярным опросам, проводимым среди восточноевропейских туристов в Западной Европе (которые при существующей системе выборочной выдачи виз представляют находящийся в наименьшей оппозиции коммунистическим режимам слой населения), аудитория «РСЕ» в Восточной Европе включает 66 % взрослого населения Польши, 63 – Румынии, 59 Венгрии, 40 – Болгарии и 38 % – Чехословакии. Кроме того, сам факт, что население Восточной Европы имеет альтернативный источник информации, побуждает коммунистические средства массовой информации не только быть более информативными, но и отвечать на критику, содержащуюся в передачах «РСЕ».
С появлением новой техники связи, в частности видеокассет, миниатюрных печатающих машинок и электронных устройств для обработки текстов, расширяются возможности для более массированного интеллектуального и культурного наступления. Тоталитарный контроль над средствами массовой коммуникации теперь легче преодолеть, а сама аудитория будет становиться все более восприимчивой к информации с Запада по мере роста недовольства восточноевропейских стран культурной и экономической отсталостью Москвы, которая мешает им пользоваться плодами современного экономического и технологического прогресса. С усилением недовольства будет возрастать и привлекательность более тесного сотрудничества с Западной Европой. Даже коммунистические правители Восточной Европы – многие из которых стремятся удержаться у власти, а не распространить коммунизм – будут восприимчивы к этой притягательной силе Запада.
Следует еще раз отметить, что главными лозунгами мирного проникновения Запада в Восточную Европу должны быть притягательная сила свободы и изобилие. Москва не допустит политических изменений, которые ограничат ее власть. Но история учит, что Москва примирится с постепенными изменениями, которые, по ее представлению, было бы слишком тяжело предотвратить. Экономическое и идеологическое бесплодие Советов создает мощный импульс для прогрессивных перемен в Восточной Европе. Политические реальности могут быть изменены даже без формальных политических перемен.
По мере расширения экономического сотрудничества и упадка коммунистической идеологии у Запада открывается возможность добиться успеха на переговорах по вопросам безопасности в Центральной Европе, используя стремление восточноевропейских стран добиться вывода советских войск. Например, помимо демонстрации большей гибкости на Венских переговорах о взаимном и сбалансированном сокращении вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе, Запад мог бы сделать больший упор на важность взаимного сокращения обычных вооружений. На более отдаленной стадии было бы возможным поднять вопрос об осуществлении некоторых форм ядерного разоружения в определенных регионах Европы, скорее всего, на Балканах или в Скандинавии (включая в этом случае Прибалтийские республики и Кольский полуостров). Кроме того, НАТО могла бы провозгласить, что в случае войны заявившие о своем нейтралитете восточноевропейские страны избежали бы военного удара со стороны Запада. Хотя это предложение будет подвергнуто нападкам со стороны коммунистических режимов, оно, несомненно, будет привлекательным для населения Восточной Европы.
Польша призвана сыграть критически важную, но деликатную роль в этом процессе. Поскольку Польша является ключевой страной для советского контроля над Восточной Европой, перемены в Польше имеют жизненно важное значение для Москвы. Кремлевские лидеры желают иметь услужливую, стабильную и преимущественно слабую Польшу. Раздираемая политическими противоречиями, экономически отсталая и социально деморализованная Польша менее всего способна бросить вызов русскому контролю – и эту формулу Москва применяла к Польше со времени ее раздела в конце XVIII века. Но сегодняшняя Польша в национальном и религиозном отношениях более гомогенна, чем раньше, из-за потери или вымирания национальных меньшинств. В результате Москва сталкивается с дилеммой: ее стремление господствовать посредством проверенной временем политики «разделяй и властвуй» может привести к неконтролируемому восстанию, вызванному крушениями надежд и отчаянием нации. Это восстание Москва могла бы, разумеется, подавить, но слишком большой ценой.
В результате, несмотря на инспирированные Москвой аресты и военное положение, Польша сумела сохранить какую-то степень автономии, а также свой отличительный национальный и религиозный характер. Это в свою очередь ведет к еще более