он вооружил рабочих фабрики отца, перешедшей к нему по наследству, которая тотчас же стала одним из опорных очагов восстания на Пресне. Схваченный «голубыми архангелами», Н. П. Шмит погиб в Бутырской тюрьме, но незадолго до смерти - загадочной и, надо думать, насильственной - завещал все свое состояние сестрам, взяв с них слово, что они полностью передадут его Центральному Комитету партии большевиков - Ленину, на революционную работу.

И вот в Женеву к Владимиру Ильичу, где он жил в эмиграции, приехала русоволосая девушка в модной шляпке из сорочьего «меха» и объяснила, что хотела бы исполнить волю покойного брата, но не знает, с чего начать, так как унаследованные сестрами деньги находятся в обороте их дядюшки, мануфактурщика Морозова, который вряд ли захочет с ними расстаться.

Возникло партийное денежное дело, с дополнительным эпитетом «крупное», которое Ленин тут же поручил Л. Б. Красину.

Как и ожидалось, Морозов наложил бескомпромиссное вето на деньги крамольного племянника. Тогда Ленин, собрав у себя группу большевиков-эмигрантов, предложил остроумнейший план дальнейших действий, осуществление которого обещало снять всякие юридические ограничения с воли сестер. Не излагая этого плана, замечу лишь, что осуществление его предполагало участие сведущих юристов-большевиков и преданной брату юной гостьи из России.

Выигрыш дела осложнили меньшевики: предъявив права на то же наследство, они вовлекли в тяжбу Международное социалистическое бюро и держателей денег.

Как же прозвучал эпилог этой уникальной истории?

Победно.

И конечно же, радостно для всех, кому дорого было дело революции.

Вот как была принята, к примеру, эта победа в обществе Горького, находившегося тогда в Америке.

«Как-то в воскресенье… - рассказывает Н. Буренин в мемуарах, - мы сидели всей компанией в любимой нашей гостиной. Почта принесла радостное известие от Л. Б. Красина о том, что выиграно крупное денежное партийное дело. Чуткая Пристония Ивановна… готова была затанцевать от радости. Я сел к роялю и заиграл веселый кек-уок».

«Чисто правовую победу» Ленина над миллионером торжествовали все, кто был в доме.

Деньги, завещанные Н. П. Шмитом большевистскому ЦК, поступили в один из банков Парижа, а через недолгое время вернулись обратно в Россию в виде нескольких типографий, чтобы призывно бить в колокол революции.

В работе «Что делать?» Ленин спрашивал:

«Почему русский рабочий мало еще проявляет свою революционную активность по поводу зверского обращения полиции с народом, по поводу травли сектантов, битья крестьян, по поводу безобразий цензуры, истязаний солдат, травли самых невинных культурных начинаний и т. п.?»

И отвечал:

«Мы должны винить себя, свою отсталость от движения масс, что мы не сумели еще организовать достаточно широких, ярких, быстрых обличений всех этих гнусностей. Сделай мы это (а мы должны сделать и можем сделать это), - и самый серый рабочий поймет или почувствует, что над студентом и сектантом, мужиком и писателем ругается и бесчинствует та самая темная сила, которая так гнетет и давит его на каждом шагу его жизни…» [149]

Политическая агитация и политические обличения - всесторонние, живые, яркие, быстрые, широкие, по формуле Ленина, требуют фактов. Он черпает их из потока жизни, из периодики, из наблюдений за деятельностью царской администрации. Постоянно следит за полицией и юстицией России, за изданием законов. Много, часто и остро пишет на эту тему.

«Что делать?»

Просматриваю том ленинских сочинений именно с этой работой.

Только один этот том.

И отмечаю: тема права, классовой его сущности, безбрежного произвола в «правотворчестве», в жизни страны то и дело возникает на его страницах.

«Правительственный вестник» объявляет «Высочайшее повеление, утвержденное 8 июня 1901 г. об отводе частным лицам казенных земель в Сибири», а через короткое время «Искра», отзывается на этот акт статьей Ленина «Крепостники за работой».

«Как ни быстро растет народная нужда в Сибири, - констатирует Владимир Ильич, - все же тамошний крестьянин несравненно самостоятельнее «российского» и к работе из-под палки мало приучен. Новый закон старается его приучить» [150].

Доказав, что «высочайшее повеление» возрождает крепостничество и что, издавая его, царь-батюшка увлечен одной мыслью - помочь «бедствующим помещикам и несчастным генералам-придворным», Ленин заканчивает статью словами: «…наше дело теперь - просто распространить сведения о новом законе. Ознакомившись с ним, самые неразвитые слои рабочих, самые серые и забитые крестьяне поймут, кому служит правительство и какое правительство нужно народу» [151].

Глубочайшее правовое и политическое истолкование «Временных правил об участии населения пострадавших от неурожая местностей в работах, производимых распоряжением ведомств путей сообщения и земледелия и государственных имуществ», предложенное Лениным в другой искровской публикации («Каторжные правила и каторжный приговор»), венчают слова: «…это - настоящие каторжные правила для голодающих, правила об отдаче их в работы с лишением прав за то, что они осмелились утруждать начальство просьбами о помощи. Правительство не ограничилось тем, что отняло у земства заведование продовольственным делом, запретило частным лицам устраивать, без разрешения полиции, столовые, предписало уменьшить впятеро действительные размеры нужды, - оно еще объявляет крестьян неполноправными и приказывает расправляться с ними без суда. К постоянной каторге вечно голодной жизни и непосильного труда присоединяется теперь угроза каторгой казенных работ» [152].

В статье «Новое побоище» - картина внесудебной расправы над рабочими - знакомый читателю тезис «правосудие» обращается в бегство; в статье «Отдача в солдаты 183-х студентов» - истолкование и критика «Временных правил 29 июля 1899 г. об отбывании воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений за учинение скопом беспорядков» - утверждение: правила эти - «угроза студенчеству и обществу», требование об их отмене; в статье «Протест-финляндского народа» - вывод о беззакониях законодателя: «И манифест 3 февраля 1899 г., и закон 29 июня 1901 г. незаконны, это - насилие клятвопреступника с шайкой башибузуков, которая называется царским правительством» [153].

Необыкновенно оригинальную задачу ставит перед собой Ленин в третьей части «Случайных заметок».

«Прошу снисхождения у читателя, - полушутливо замечает он по поводу своего замысла, - ведь это первый опыт статистики узаконений; до сих пор никто не пытался еще возвести эту область знания на степень строгой науки, - никто, не исключая даже профессоров русского государственного права» [154].

А вот о самой задаче:

«При правительствующем сенате издается, как известно, «Собрание узаконений и распоряжений правительства», периодически вещающее о каждом мероприятии правительства. Вот эти данные мы и возьмем, и посмотрим, о чем правительство узаконяет и распоряжается. Именно: о чем. Мы не позволим себе критики начальственных велений, - мы только подсчитаем число «оных», относящихся до той или другой области. В январских газетах перепечатано из названного правительственного издания содержание № 2905 до 2929