— Заткнись… — прохрипел Рольфсон.

— Я вернусь-с-с-сь, капитан, — прошелестел морок. — Вернусь-с-сь и спрошу о решении. Не ош-ш-шибитес-с-с-сь…

Он исчез, попросту растаяв в воздухе. На улице слышались голоса и обычный дневной шум. Эйнар на подкашивающихся ногах прошел к стене, с трудом выдернул нож и бросил в ножны. А потом вцепился зубами в запястье левой руки, чтоб не заорать от тоскливого ужаса и отчаяния.

Пока перепуганная Нэнси молча поднимала вещи, Ло лежала, бессмысленно глядя в потолок. Все тот же самый, с уже знакомыми трещинами. Лежала и вспоминала, как лет в пять разбила любимую матушкину вазу, расписанную цветами и птицами. Просто захотела увидеть ее поближе, а тяжелый скользкий фарфор вывернулся из рук, будто живой. Ваза разлетелась на сотни осколков. Ло, рыдая, собирала их и пыталась сложить воедино, но у нее, конечно, ничего не получилось. Ее даже не наказали тогда, потому что в доме Ревенгаров не было принято наказывать за нечаянные оплошности, да и трогать вазу ей не запрещали — это просто в голову никому не пришло. Как ни странно, дома Ло была совсем не шаловливым ребенком.

А вазу потом восстановил маг-артефактор. Даже следов не осталось, и все равно Ло, видя ее, каждый раз вздрагивала от внутренней вины — в памяти остался ослепительный цветной взрыв и летящие в разные стороны осколки.

Вот так же разлетелась ее жизнь. Но когда именно? В Руденхольме, когда Ло потеряла магию и оказалась заложницей стальной смерти под собственным сердцем? Или в столице, когда выбрала из двух зол меньшее, как ей казалось? Или вот здесь только что? Хрупкое согласие с мужем рассыпалось даже не осколками — жалящими лезвиями. Как после такого жить рядом? Разговаривать, обдумывать будущее, искать общую выгоду в нежеланном браке?

Ло вздохнула. Она не знала. Можно склеить вазу, но как починить сломанную душу? Дело ведь даже не в коменданте! Он, конечно, осел, но виноват далеко не во всем, что с ней творится. Она же… просто не знает, как жить дальше. Смириться с утратой магии, ведь живут как-то калеки? Постараться помириться с мужем, ведь не так уж он плох? Терпеть… Но где та граница между терпением и потерей гордости, за которую нельзя переходить, чтобы не потерять уважение к самой себе? Как просто было жить раньше!

Она села на кровати, морщась от неприятного ощущения внизу живота. Нэнси уже собрала белье и сложила его на кресло, подняла письменный прибор и баночки с притираниями…

— Бумагу бери за самые краешки, — велела Ло, спохватившись, что магически обработанные листы следует трогать как можно меньше. — И давай сюда.

Она осторожно приняла листочки, морщась от нарастающей боли. Отложила обычные, а магические перебрала, с каждым испорченным все сильнее мечтая выпороть маленькую дрянь, доставшуюся ей в падчерицы. Уцелело меньше половины листов, остальные были безнадежно затоптаны, так что использовать их уже не выйдет.

— Белье перестирывать придется, — сокрушенно вздохнула Нэнси.

— Белье… — повторила Ло, прикладывая ладонь к животу. — Нэнси, найди мне чистую ветошь! Проклятье…

Она наконец поняла, почему так тянет поясницу! Как всегда, не вовремя. Впрочем, бывают ли вообще лунные дни вовремя?

— А… ой, сейчас, миледи! — сообразив, заторопилась девчонка. — Вам бы лечь, может? А я горяченького попить принесу! Или к лекарю сбегать?

— Успокойся, — раздраженно одернула ее Ло. — Ничего страшного, обычное же дело.

— Так это у нас, деревенских, обычное, — рассудительно сообщила Нэнси, — а у благородных все по-другому устроено. Вы же леди! Вам себя беречь следует!

Ло только скривилась в ответ на столь умилительную наивность. Ну да, беречь. Целители рекомендуют проводить эти дни в покое, следя, чтобы еда была легкой и питательной, постель — теплой, а настроение — безмятежным. Советуют удерживаться от длительных прогулок, совершенно исключив конные, и отказаться от супружеских отношений. А также от любых утомительных занятий, включая визиты, чтение и музыкальные упражнения. Вот вышивать можно, даже рекомендуется, поскольку способствует успокоению. Ну и, конечно, строго запрещено пользоваться чарами!

Она представила, как отказалась бы от рейда, сославшись на женское недомогание и необходимость немедленно повышивать — ради безмятежности, и скривилась еще сильнее. Нэнси, приняв это за гримасу боли, засуетилась. И тут в дверь постучали.

— Гони всех, — мрачно велела Ло, растирая ладонью поясницу. — Его светлость — особенно!

И плевать на учтивость. Пусть думает, что ему угодно!

Но за дверью оказался не капитан, умертвие ему под одеяло. Из-за юбки Нэнси выглянула круглая улыбающаяся мордашка, и к Ло потянулась чумазая ручка, сжатая в кулачок.

— Илинка, ты что здесь делаешь? А ну-ка, брысь на кухню! — возмутилась горничная, но Ло ее остановила:

— Пусть войдет. Что ты хотела, милая?

— Я вам клюцик плинесла! — гордо заявила Илинка, проскакивая мимо Нэнси. — Вот!

Из кулачка у нее в самом деле торчал ключ.

— Благодарю, милая, — растерянно сказала Ло. — Где ты его нашла?

— У длов! — гордо ответила девчушка. — Когда Валь длова колол, а вы сладкое плинесли.

— Вот, значит, когда я его выронила? — вздохнула Ло. — Ну что ж, спасибо. Как же все-таки вас с братом зовут? Валь, Илинка… Никогда не слышала таких имен.

Она попробовала изменить их, ведь девочка явно картавит, но «Варь» и «Иринка» были ничуть не более знакомыми. Что ж, остается подождать, пока парнишка заговорит. Но если ключ выпал возле кухни, то как в комнату попала Тильда?

— Нэнси, сними барготов замок! — велела она, притягивая к себе девочку. — И скажи на кухне, что миледи очень зла! Я хотела по-хорошему, но если еще кто-то сунет сюда нос без моего ведома, то прищемит его проклятием!

— Миледи! — ахнула Нэнси, аж подскакивая.

— Да, — мстительно сообщила Ло, рассчитывая, что слухи разлетятся мгновенно, а простонародье суеверно. — Магесса я или нет? Барготом клянусь! Любому, кто переступит порог без позволения, семь лет ни в чем удачи не будет! Конечно, моего супруга и тебя это не касается.

Она погладила девочку по голове, удовлетворенно наблюдая загоревшиеся глаза Нэнси, которой не терпелось поделиться новостями с прислугой. Усадила Илинку на постель, и та сразу нашла себе занятие, завороженно перебирая флакончики духов. Чумазая, вся в черничных пятнах, малышка не вызывала у Ло ни малейшей брезгливости. Возможно, потому что волосы у Илинки пахли простым мылом, зато были чистые. И вообще девочка выглядела опрятной, несмотря на застиранное, потертое и местами зашитое платье. Конечно, в чернике она измазалась от души, но шейка и уши чистые, ноготки аккуратно пострижены… Интересно, это местные женщины так за ней следят?

— Илинка, а где вы жили раньше? — осторожно спросила Ло, не надеясь на ответ и опасаясь бередить память девочки, но та охотно отозвалась: