Суд. Варвары принесли свои судебные обычаи. В случае убийства родственникам позволялось мстить родству убийцы. Месть можно было заменить выкупом, но выкуп не похож на наш штраф; часть его платилась судье за труд, а часть шла родству потерпевшего. В выкуп оценивалась не человеческая жизнь вообще, а важность или сила человека. За убитого свободного надо заплатить больше, чем за раба; за германца больше, чем за туземца; за человека королевской свиты больше, чем за простого человека. Убийство епископа было оценено так: надо сделать свинцовую рубашку по росту убитого; убийца платит родственникам убитого, или королю, или народу столько золота, сколько весит эта рубашка. Поджигателя, вора, подкопавшегося под дом, можно было убить без всякого выкупа. За увечье, за отрубление руки, пальца, носа, уха, прокол глаза и другие раны положены были точно вычисленные суммы выкупа.

Спорные дела решались или поединком на оружии – противники, как гласил обычай, «призывали Бога Творца, чтобы победа была на стороне того, кто прав», – или спор решался состязанием в присяге; это значит, выигрывал тот из споривших, кто приведет с собою больше соприсяжников, т. е. людей, вместе с ним под присягою утверждающих то же самое, что и он.

Если подозрение против обвиненного было сильно, ему предлагали очиститься.

Это значило выдержать испытание, т. е. или «прогуляться к котелку, пронести котел с кипящей водой в голых руках, или продержать раскаленную полосу железа; если через несколько времени ожогов не было видно, обвиненного считали чистым; или нужно было проговорить без ошибки трудную присягу. Кто не выдерживал испытания, считался осужденным самим Богом; это был суд Божий, или ордалии.

В суде ничего не записывали. Грамот, документов не было: для того чтобы скрепить покупку, передачу дома, земли, надо было сделать какой-нибудь жест или поступок, похожий на передачу или заключавший волшебство. Например, король, даря деревню, бросал в руки одаряемому солому. На всяком владении, например в доме над дверью, вырезывали фигуру руки в знак того, что владеющий захватил его, положил на него руку. Покупатель большого имения или виноградника отправлялся на место уплаты денег с 12 взрослыми свидетелями и 12 мальчиками: мальчикам он давал пощечины и надирал уши, чтобы они помнили событие и служили ему свидетелями покупки позже, когда подрастут.

Все выкупы и штрафы определены были в металлических деньгах, в солидах. Нам теперь всего удобнее определять цену вещей в рублях и копейках и сравнивать стоимость вещей по этой цене, потому что мы постоянно продаем и покупаем. Варвар мало или вовсе ничего не покупал, и ему было непривычно мерить цену солидом: он переводил для себя солид на другую мерку, которая ему была виднее: на овцу с ягненком, годовалого или полуторагодовалого быка и т. д.

Нравы. Не стало никакой общей охраны для народа. Сам король был только главный воитель в среде людей, живших насилием. Один из королей велел своего сына, восставшего против него, сжечь вместе с его женою и детьми. Ничего не стоило подослать к брату убийц, ворваться в чужое владение, ограбить церковь; убийцы настигали священников и епископов в церквах, у алтарей; короли прогоняли своих жен, отнимали чужих, держали по нескольку жен; они постоянно обманывали друг друга и нарушали данное слово. На каждом шагу была какая-нибудь жестокость, истязание; один знатный франк заставлял во время пира своих рабов держать факелы так близко к телу, что они спаливали себе ноги; если раб кричал или дергался, господин поднимал над ним меч и вскрикивал от удовольствия.

Среди дикости и насилий германцев огрубели и туземные романские жители. Многие участвовали в грабежах. На службе у короля иной человек романского происхождения позволял себе всякие насилия, разорял богатых людей тяжбами, заковывал в цепи священников. Дикость захватила само духовенство. Один епископ велел спустить захваченного врага своего живьем в могильный склеп и положить его в гроб с покойниками.

Но между духовными удержались чистые и стойкие люди, возвышенные характеры. Таков был Григорий, епископ в городе Туре, оставивший подробный рассказ о своем тяжелом времени. Бессовестный, страшный король Хильперик ничего не мог с ним сделать ни запугиванием, ни подкупом. Григорий не позволял нарушить церковное убежище; он смело заступился за другого епископа, когда король поднял против него ложное обвинение; с достоинством защищался он сам, когда король обвинил его в измене, хотя король, чтобы устрашить Григория, созвал для осуждения его собор епископов в своем поместье и привел своих воинов.

Ужас охватывает по временам этого справедливого, доброго человека. Так много зла и неправды кругом, что он не знает, чего и держаться; про самые страшные вещи он рассказывает спокойно, как про нечто привычное. Видимое дело, что близится конец мира, думает он. Когда старится все на свете, нечего сравнивать свое время с прежним, себя – с прежними людьми. Григорий Турский называет себя в предисловии к своей книге мужиком, ничего не понимающим в словесности; он признается, что смешивает по-латыни мужской и женский род, падежи и предлоги, что он похож на быка, принявшегося танцевать.

Человек богатый, из семьи, ценившей просвещение, Григорий, однако, уже не мог получить хорошего образования. Никто не мог научить чистой латинской речи. Римские поэты еще водились в виде роскоши при дворах королей: они сочиняли свадебные гимны, приветствия. Но в этих стихах было немного содержания; это были скорее стихотворные фокусы: то стихи были написаны столбцами в виде креста или топора, или так, что их можно было читать и с начала и с конца, назад. Король Хильперик сам сочинял стихи, решал богословские вопросы, даже придумал для латинской азбуки, которая казалась ему недостаточной, три новые буквы. Но это были капризы полуразвитого дикаря.

Даже в церковный обиход вошли разные предрассудки и варварские обычаи. К Григорию Турскому под убежище могилы св. Мартина, почитавшегося апостолом Галлии, бежал от Хильперика его сын. Григорий позволил ему гадать на Писании о судьбе: после нескольких дней поста решено было раскрыть Псалтырь и Евангелие и искать ответа в том месте, которое попадется. Одному важному королевскому слуге епископ не хотел давать св. причастия из-за его дико-развратной жизни. Наконец на усиленные просьбы пришедшего епископ дал ему, в виде испытания, гостии (освященного хлеба): если он не умрет на месте, вкусив гостии, это должно означать, что Бог его прощает. Таким образом церковное таинство было обращено в ордалию.

Когда германцы слушали христианскую проповедь, они по-своему представляли себе Христа. Он казался им могучим вождем во главе воинства святых; так раньше они представляли себе языческого бога войны, Водана. Принимая христианство, Хлодвиг думал, что идет в дружину Христа, становится военным слугой Его. Услыхав о страданиях Христа, он грозно крикнул: «Будь я тогда со своими франками, я бы отомстил за Него!» Варвары постоянно смешивали христианские таинства с языческими жертвами. Когда собирались члены братских союзов на вечернюю трапезу, они быстро забывались и переходили к разгулу: неумеренно пили, приводили для развлечения плясунов, скоморохов, медведей и т. д.

Ирландские проповедники. Странные проповедники ходили между этими полудикими людьми. Это были ирландские монахи. Апостолом Ирландии считался св. Патрик. Он был родом из богатой семьи в Галлии; 17-ти лет он попал к разбойникам и был продан рабом в Ирландию. Ужасную жизнь испытал он, стужу и голод, спал на голой земле в пещере; среди диких людей ему казалось, что он сам одичал, стал последним человеком. Только золотые сны спасали его: ему чудилось, он переносится в другой, светлый Божий мир; какой-то голос из глубины внушал ему: «До сих пор ты плакал о себе; плачь теперь о других и ты увидишь солнце вечной жизни».