Один из мальчиков протянул мне тунику. Мужскую. Но я ужечасто говорила, что римские одежды были очень просты. Обычная короткая туника.Я надела ее и позволила ему завязать вокруг талии пояс. Я улыбнулась ему. Онзадрожал и отступил.

«Просуши мне волосы», – велела я ему. Какие ощущения! Ямедленно подняла глаза. Мариус тоже вытерся и оделся. Он не сводил с меня глаз,выражавших яростное недовольство и откровенное возмущение.

«Нужно пойти туда, – сказала я, – сменить еезолотое платье. Богохульство – оставлять ее в крови».

«Я сам справлюсь!» – в неподдельной ярости откликнулсяМариус.

«А, так вот в чем дело!»

Я огляделась по сторонам, красота окружающего мира маниламеня, предлагая забыть о нем, вернуться к нему позже, когда я вдоволь нагуляюсьпод оливковыми деревьями в сопровождении созвездий.

Но его злость меня обидела. Странная обида, глубокая,лишенная, однако, той боли, какую обычно испытывают при этом смертные.

«Какая прелесть! – сказала я. – Я узнаю, что миромправит богиня, настоящая богиня, что она создала все на свете! Что мир – непросто гигантское кладбище! Но узнаю я это в ходе заранее спланированногобракосочетания! И вот – взгляните на жениха! Как он лелеет свое настроение».

Он вздохнул и наклонил голову. Придется ли мне снова увидетьего слезы, слезы безупречного, знакомого и любимого бога среди растоптанныхцветов?

Мариус поднял на меня взгляд.

«Пандора! – сказал он. – Она не богиня. Не онасотворила мир».

«Да как ты смеешь говорить такие вещи?»

«Приходится! При жизни я готов был умереть за истину, готови сейчас. Но она этого не допустит. Я нужен ей, и ты нужна – чтобы сделать менясчастливым».

«Ну и отлично! – Я вскинула руки. – Я счастлива. Имы восстановим ее культ».

«Нет, не восстановим, – возразил он. – Как тебевообще могло прийти это в голову?»

«Мариус, я хочу пропеть это с вершины горы; я хочурассказать всему миру, что в нем существует такое чудо. Я хочу пробежать поулицам с песней. Нам суждено восстановить ее на троне в великом храме в самомцентре Антиохии!»

«Ты сама не понимаешь, сколь безумны твои идеи!» – закричалон.

Мальчики уже убежали.

«Мариус, ты что, уши затыкаешь, когда она приказывает? Мыдолжны найти и убить ее богов-ренегатов, а потом проследить, чтобы от неерождались новые боги, боги, которые будут заглядывать людям в душу, будутстремиться к справедливости, а не ко лжи, боги, непохожие на фантастическихпохотливых идиотов или пьяные эксцентричные порождения Северного неба,швыряющие молнии. Ее культ основан во имя добра, во имя чистоты!»

«Нет, нет, нет, – без конца повторяя это слово, онотошел, словно пытаясь тем самым придать ему еще большуювыразительность. – Ты чушь несешь! Глупости, отъявленные суеверия!»

«Не верю, что ты осмелился произнести подобное! –крикнула я. – Ты чудовище! Она заслужила свой трон! И царь, сидящий рядомс ней, – тоже! Они заслужили, чтобы верующие приносили им цветы. Ты думал,тебя без всякой причины наделили силой читать мысли? – Я вышла вперед. –Помнишь, как я в первый раз насмехалась над тобой в храме? Как я сказала, чтотебе стоит отправиться в суд и читать мысли обвиняемых? Моя насмешка попалаточно в цель!»

«Нет! – взревел он. – Это чистейшей воды ложь!»

Он повернулся ко мне спиной и поспешил в дом. Я последовалаза ним.

Он помчался по лестнице в ее святилище и остановился почтиперед ней. Они с царем сидели как раньше. Ни одна ресница не дрогнула на ихлицах. В наполненном ароматами святилище живыми оставались только цветы.

Я посмотрела на свои руки – какие белые! Могу ли я умереть?Или проживу века, как обгоревший?

Я всмотрелась в их божественные лица. Они не улыбались. Неспали. Они смотрели – и все. Я упала на колени.

«Акаша, – прошептала я. – Могу я называть тебяэтим именем? Скажи, чего ты хочешь?»

Никаких перемен. Абсолютно никаких.

«Ну, говори, Мать! – хриплым от грусти голосомобратился к ней Мариус. – Говори! Ты к этому всегда стремилась?»

Внезапно он ринулся вперед, взбежал по двум ступенькам еепомоста и замолотил кулаками по ее груди. Я пришла в ужас.

Она не шелохнулась, не моргнула. Его кулак наткнулся настену, сдвинуть которую ему было не под силу. Только чуть-чуть качнулисьзадетые его рукой складки одежды. Я попробовала оттащить его.

«Прекрати, Мариус, она тебя уничтожит!»

Я изумилась собственной силе. Я, несомненно, не слабее его.Он позволил мне увести себя, его лицо заливали слезы.

«Что же я наделал! – рыдал он, глядя ей в лицо. – Ох,Пандора, Пандора! Что я наделал! Я создал еще одно пьющее кровь существо, в товремя как торжественно поклялся, что, пока я жив, никто никогда больше никогоне создаст!»

«Идем наверх, – спокойно сказала я, оглядываясь на царяи царицу. Никаких признаков реакции или узнавания. – Неприлично, Мариус,нам ссориться здесь, в святилище. Идем наверх».

Он кивнул и позволил мне медленно вывести себя из комнаты,но шел, не поднимая головы.

«Тебе очень идут длинные варварские волосы, – сказалая. – А я теперь способна увидеть тебя новыми глазами. Наша кровьсмешалась, как могла бы смешаться в нашем ребенке. – Мы прошли в большуюбиблиотеку. – Мариус, ну неужели ничто во мне не радует глаз? Неужели длятебя во мне нет ничего красивого?»

«Что ты, моя дорогая, в тебе все красиво! – сказалон. – Но заклинаю тебя Небесами, подумай! Ты что, не понимаешь? Тебялишили жизни не во имя святой истины, но во имя размытой тайны! Чтение мыслейне делает меня мудрее любого прохожего! Я убиваю, чтобы жить! Как убивала онатысячи лет назад. Да, она поняла, что это необходимо. Она поняла, что времяпришло».

«Какое время? Что она поняла?»

Я уставилась на него. Только постепенно до меня доходило,что я больше не могу читать его мысли, а он, несомненно, не может читать мои.Но маячившие неподалеку мальчики представляли для меня открытую книгу – онитряслись от страха и считали себя слугами добросердечных, но оченьгромкоголосых демонов.

Мариус вздохнул.